Михаил Буканов - Картинки с ярмарки. Мусоргский отдыхает

Чего только вызывание инсулиновой комы стоит! Больному колют инсулин в лошадиных дозах, провоцируя искусственную гипоглекимическую кому. Сознания нет, судороги, из рта валит пена, хрипящее дыхание, безумные выпученные глаза, бурое лицо, на глазах набухающее кровью. Жуткое зрелище! Врачи говорят, что помогает при шизофрении. Не верю! Повторю за Станиславским. Не убеждает! А лечение электрошоком, когда через головной мозг проводится запредельный разряд электричества! И рассказывать не хочу, что с больным делается. Говорят помогает… Ну, ну! В гестапо тоже пациентам помогали «правду говорить»! И методы схожие…

Это всё приходит на ум по дороге, в автобусе, который и доставляет меня на свою конечную остановку – «13 психиатрическая больница». «Слезайте, граждане, приехали, конец…» И, хоть не бродит здесь «Запад, гидов теребя…», но место посещаемое. Персонал, обслуга, посетители, да и бывшие пациенты… Один такой приходил недавно, дождался пока врач его лечивший покинет сию юдоль скорби, да и отмудохал на славу! А заступы здесь не дождёшься. Высокий забор, проходная, да пустая улица через заснеженные поля. Внутри проходной располагается старый вахтёр, годный лишь на отсев посетителей, идущих во внеурочное время и не имеющих для него рублёвки в кармане. Так что теперь доктор следует древнегреческому изречению. «Врачу! Исцелися сам!» Так сказать, производственная травма! Я сам тоже не так давно ходил с приличным фонарём под глазом. Как сегодня, приехал на работу, вошел в больничку на второй этаж да дверь в отделение открыл своим ключём. И тут же получил удар в лицо, да ещё какой. Выпав в коридор, я вскочил на ноги и, благо дверь не захлопнулась, ударом ноги с размаху заставил её распахнуться. Результат превзошёл все мои ожидания. Филёнка двери шибанула напавшего на меня злоумышленника в лобешник, чего тот вовсе и не ожидал. Теперь уже он, как Зощенковский инвалид Гаврилыч, которого огрели в коммунальнгой драке собственной деревянной ногой, лежал и «скучал!» Ну оттащили в палату, ну «зафиксировали», что бланш мой меньше стал? Да никоим образом. Держался недели две. Перед людьми просто не удобно было! Воспоминания, воспоминаниями, а я уже к двери отделения подошёл. Шиш меня теперь встретишь внезапным ударом! Резко открываю, дверь уходит направо, а сам я по стеночке налево. А потом закрываю дверь.

Утро. Больные позавтракали. Стерильные шприцы мне оставила предыдущая сменя. Я сегодня заступил на сутки, с девяти до девяти. В маленькой раздевалке оставляю пиджак и надеваю халат. Рабочий день начался. Всё идёт по заведённому порядку. Сейчас будет врачебный обход, и больные потянулись по палатам. Моё место в процедурной, где я и делаю инъекции, раскладываю и раздаю таблетки. По дороге здороваюсь с двумя девушками. Это постовые сёстры. Отделение и все его 96 пациентов делятся на две группы. Сестрички со своей половиной отделения и работают. Дел у них хватает. Многие больные не могут сами есть и их надо кормить, да надзор за шибко активными, измерение температуры, снятие всяческих проблем между больными, выводы на прогулку, раздача пищи в столовой и многое другое. Они же помогают в палате, где больных «лечат» инсулином. Когда человек приходит в себя, его надо срочно накормить. И это тоже их обязанность. У надзорной палаты сидит Алексеич, так его по отчеству и зовут. Патриарх русской психиатрии! По дурдомам разным и колониям-поселениям, вроде «Белых столбов» и «Медного» проработал человек с послевоенных времён. Опыт огромнейший. Всегда в тёмных брюках, сорочка, галстук. На шее полотенце. И вовсе не в гигиенических целях. Если кто нибудь в его палате внезапно возбудится, то вязать его Алексеич будет именно этими полотенцем. Наш санитар тем и славится, что отлично берёт «на хомут» и связывает любого посягателя на тишину и покой надзорной палаты. Работник отличнейший. После 6 часой вечера, мы с ним и будем дорабатывать смену уже вдвоём до утра. Но есть у него и страстишка. Вечером завалится в ванную комнату и выхлебает порцию какого-либо «сучка». Правда мастерство не пропивает, допьяна не напивается, к утру опять трезв совершенно! Пьян да умён, два угодья в ём! Прошёл Алексеич войну от 1942 до 1945 года, награждён двумя солдатскими орденами Славы, значит, воевал достойно. Да вот ранен был в конце войны и почти полтора года провалялся в госпиталях. Жена ушла, детей не было, профессии никакой, устроился санитаром в психушку. И задержался… Теперь жизнь позади, ни спешить, ни остановится… Про войну вспоминать Алексеич не любит. Что он с наградами я узнал только потому, что случайно увидел его военную фотографию на стенде участников войны. Незаметно приближается вечер. Самое тягомотное время впереди. После ужина я в отделении один на 96 психов. Ну и старый солдат продолжает находиться на своём посту. Сижу в коридоре, смотрю за больными. Старая сволочь Чибисов исподтишка щиплет абсолютно беззащитного олигофрена Мотю Шнейдер-Аккермана. Причём, сам щиплет, сам делает вид, что ему больно, и сам же ругает Мотю словами не хорошими. Мол, вот жидёнок! До чего обнаглел, нападает в присутствиии всего отделения на почтенного человека. Наголо подстриженный, шарообразный Мотя только робко пробует убежать, но Чибисов, держа его одной рукой, другой щиплет, как сказал бы дед Щукарь «до болятки!» Подхожу и вырываю несчастного из рук садиста. Случайно наступаю Чибисову на ногу, и так же случайно толкаю его в грудь. Блин! Упал почему то! Устал, наверное, на ногах не стоит. Ко мне подходит Володя Чернов. Это глубоко ушедший в себя человек, причем он не просто ушёл, а ещё и заблудился, видать. Потому что вернуться из своего мира ну никак не может. У него есть подпольная кличка «Сталин», данная им самому себе. И ещё иногда он поет, да как поёт! Очень сильный тенор, а репертуар состоит из русских и украинских народных песен. Володя решил поделиться со мной со мной известными ему тайнами. Очень тихо, прям таки в конспиративной манере, говорит: «Хорошо тому живётся у кого одна нога. И ботинок мало рвётся и парточина одна». И принимается хохотать. Я его восторга не разделяю и прошу говорить и вести себя потише, поскольку многие смотрят телевизор, а мы им мешаем. Ко мне подходит Витя-татарин, отбывающий принудительное лечение, назначенное ему судом, вместо статьи за хулиганство и срока. Сколько я понимаю, здоров мужик абсолютно. Работая мясником в магазине, Витя крепко отлупил заведующего за то, что тот, с его слов, приставал к жене, зашедшей после работы забрать подпитого мужа. Жена действительно наличествует, красавица, как ни посмотри. Эдакий восточный тип, да она и есть татарка. Витя просит меня разрешить жене зайти в отделение и уединиться с ним в кабинете врачей. Как мужик мужика я его понимаю. Сам служил в отдалённых от представительниц прекрасного пола местах! Заходим в кабинет, Витя звонит домой и вскоре жена приезжает. Мне предлагается десятка, но от больных я денег не беру. Оно спокойнее без такого панибратства. Решить вопрос, решай! Я тебя понимаю. Но меня не пачкай. Через часок я супругу выпроваживаю. А то очередь сбежится! Шутка! Помните старый анекдот? Вопрос: «Можно ли любить женщину посреди людной улицы?» Ответ: «Нельзя, поскольку соберётся толпа и все будут давать советы!» Но мне здесь и сейчас ближе другой анекдот. В сумасшедшем доме врач при обходе видит, что несколько больных положили херы в таз с водой и расположились вокруг. А на его вопрос, что собственно они делают, отвечают, «Мы медицинскую сестру изнасиловали и концы в воду!» Сексуально озабоченных здесь хватает, пациенты самые разные, на многое способные. Не зря ведь наше отделение называется «острым», а это синоним слова «буйное». Иные и друг другом могут не побрезговать. «Я сегодня очень очень сексуально озабочен…» – девиз некоторых – «Лучше нет влагалища, чем ноздря товарища». Ну и прочие отверстия! Подхожу к Алексеичу на предмет отпустить его минут на пять, десять по необходимости. «Миш, слышал новые стихи?» «Товарищ, верь придёт она на водку старая цена, и на закуску будет скидка, ведь полетел к херам Никитка!» Я этого пока не слышал, поэтому отвечаю тоже стихами, «Прошла весна, проходит лето. Спасибо партии за это». Смеёмся! А Никита то действительно вылетел к херовой маме! Делов наделал, всей страной как после войны восстанавливаться. И – на пенсию. В связи с волюнтаризмом, догматизмом и начётничеством. А его бы надо было к стенке прислонить. Очевидно, новое руководство просто не хочет прецедента создавать. Мало ли как оно в дальнейшем обернётся…