Алексей Щуров - Дом пятидесяти двух карт. Мир Корпорации

– Два валета что-то означают? – спросила Концепция. – Сегодня подкинули на коврик у входа.

– Совсем ничего, игра в карты началась, и не факт, что вы все будете той масти, какую каждому подбросили, – ответил Лауфейсон, от которого несло перегаром. – А теперь все вон! Сеанс ку-ку!

Толпа поспешила покинуть ненормального психолога и выйти на свежий воздух. У всех был неприятный осадок, но обсудить сеанс хотелось всем. Никто, правда, не хотел нарушать молчание. Наконец, бросила реплику военная в отставке.

– Все-таки я правильно сделала, не заплатив ни за консультацию, ни за сеанс. Сплошное шарлатанство, замешанное на рекламе. Слышишь, дорогой, – это уже касалось ее спутника, – все-таки ты был прав. Этот салон психологической помощи – очередное выманивание денег.

– Странно, – на этот раз спокойно произнесла краснопальточная, поправляя шапочку с прикрепленным париком, – что сегодня был такой негатив. Нужно будет сменить психолога, а то у Лауфейсона в последнее время снесло башню.

– Ты совершено права, дорогая, – поддержал жену цилиндр. – И, как вас там, Герд? – он обратился к бывшей военной. – Вы – тоже. Но карты действительно были, и посылал их не наш терапевт. Такое ощущение, он их тоже получил от кого-то. Только я не понимаю, что общего между нами? Мы же раньше ни с кем не встречались.

– Я всех вижу впервые, – заметил Олаф. – предлагаю забыть все это и разойтись. Единственное разумное решение на этот вечер.

– Разумнее всего так и поступить, но вряд ли это у вас получится, – проскрипел голос – тихий, но в то же время властный. – Карты разосланы, приглашения получены, а кукольник дергает своих детишек за жалкие нитки!

Со стороны ступеней ковыляла, опираясь на клюку, отвратительного вида горбатая старуха. Клюка была старинной – с резьбой, изогнутой, словно змея. Руки были в облегающих перчатках из дорогой кожи, но поверх указательного пальца – кольцо из желтого металла с большим овальным камнем. Да и одета старуха была престранно. Длинное черное платье-колокол, с волочащими по грязной площадке шлейфом, рукава – тоже длинные, чуть ли не до земли с лиловой каймой, по виду напоминавшие крылья летучей мыши… И злобное серое лицо с желтыми от контактных линз глазами. Хотя камни покрылись наледью, старуха, вопреки хромоте, передвигалась довольно быстро. Миг – и она уже стояла возле толпы, пристально разглядывая каждого в отдельности.

– Посмотрим, посмотрим, кто тут у нас, – наконец, произнесла она. – Кое-кто сбежал, кое-кто не пришел, думая, что последние события их не касаются, но это далеко не так. Интересно, что вас привело в проклятый дом, который не так давно назывался раем?

Все инстинктивно попятились назад к двери. А старуха спокойно стояла на месте и ухмылялась.

– Знаете, что я вам скажу, не надо было вам сюда приходить. И вести дела с Лауфейсоном тоже. Вряд ли вы слышали о Корпорации, к которой Лауфейсон когда-то принадлежал и откуда был изгнан с волчьим билетом. После этого он стал совершено неадекватным.

– Нам что от этого? – спросил Олаф, но тут же пожалел об этом: старуха подошла прямо не нему и схватила за руку.

– Ты скоро все узнаешь сам, но отдал бы очень дорого, чтобы ничего не знать об Игре, – оскалила она свои желтые зубы источенные кариесом.

– Здесь слишком много сумасшедших, – выдала офисная крыса. – Пора расходиться.

– Еще как пора, – процедила старуха сквозь зубы. – Ну, до свиданьица, может, кого-то из вас еще увижу.

Пока она говорила, от реки поднялся нарастающий ветер. Он дул ей в спину и казалось, будто из спины старухи поплыли пряди черного тумана, а обручи юбки подались в сторону. Наконец, ветер превратился в шквал, избравший своей целью старый город. Странно и неприятно было смотреть, как старуха легко взмывала по лестнице, убегающей на Королевский холм и скрылась во мраке.

– Сплошное инферно, – произнесла, наконец, Герд, немного придя в себя. – Но если подумать, я костюм где-то видела. Не вспомню только где. А Лауфейсон ловко придумал. Сперва, разозлил, а потом появилась эта актриса на подработке – прямо мороз по коже. Думаю, нужно обменяться контактами, что скажете?

Предложение Герд осталось без ответа.

Зато раздался звук – мерзкий, как будто по стеклу проводили железом.

Он повторился три раза, и с каждым разом он нарастал.

Когда же он стал совсем невыносимым, распахнулась дверь соседнего дома с «Кукольным раем» и оттуда выкатилось что-то круглое.

Оказавшись в свете единственного вспыхнувшего фонаря, предмет уставился на толпу двумя игральными картами вместо глаз.

Ужас и отвращение при виде предмета были настолько очевидны, что клиентами Лауфейсона овладела паника.

Это была искусственная детская голова того самого детеныша, которого притащила на сеанс помешанная на любви мамаша.

Голова раскрыла рот и вытолкнула шевелящимся языком еще одну игральную карту – бубновую двойку.

Затем голова пыталась закрыть рот, но видимо, что-то заело.

Концепция боязливо подошла поближе и взяла голову в руки.

– Чего мы испугались? – спросила она, а потом воскликнула: – Это же кукла!

– Живая голова превратилась в кукольную? – не понимая, спросила краснопальточная.

– Вроде нет, она металлическая, только очень ржавая, пояснила Концепция, выковыривая из глаз окровавленные карты. – Хотя карты мокрые.

– Выброси их – и дело с концом, – скомандовала краснопальточная.

– Мы с мужем уходим, – заявила Концепция, пряча карты в сумку, здесь делать больше нечего. Всем спасибо за необычный вечер.

Похоже, с ней были согласны все. Только никому не хотелось идти в старый город следом за старухой. Поэтому, толпа направилась в сторону лестницы на набережную, откуда планировалось разбежаться по местам ночевок…

На следующий вечер давали Моцарта. «Волшебную флейту». Какофония ди-джея орала на всю оперу, но зрителей это не смущало, по привычке им было все равно. Они шли не слушать, а Клер приехала за десять минут до начала, стричь купюры, срывать овации и питаться восторженными криками зрителей-идиотов. Нет, голос у нее был, божественный голос, и механизм, воспроизводящий звуки, работал безупречно, еще ни разу не дав сбоя. Говорили, что страсть Марии Каллас воплощена в нем. Лицом не вышла – зато получалось брать голосом. Пусть даже записанным на фонограмму или скомпилированном в различных аудиоредакторах. Великая Клер – голос и лик нынешней Современной Оперы!

«Флейту» давали в один присест – так было даже написано в программке, чтобы зрителям было понятно, о чем идет речь. В отличие от пустого ангара на сцене и целлофана на актерах, Клер облачили в классическую черную тогу, выбелили лицо и навели черные тени под глазами – так чтобы вид у нее был прекрасный и грозный. Против образа Ночи режиссер не рискнул пойти – суеверным оказался. Все шло более чем стандартно. Всем давно надоела безумная смесь из разных спектаклей, которую скармливали простакам – очередной джанк-фуд, только музыкальный. Арию царицы, представшей пред Паминой, записали в классическом исполнении. И вот на Клер надевают сбрую, крепят ее карабинами к тросам – и она парит под потолком – грозная и прекрасная, лицом к зрителям, исторгающая гнев и боль в своем обращении: