Сергей Корнев - Дофамин. О любви и нелюбви

Гитара вдруг издала звуки как небо от земли отличавшиеся от прежней какофонии. Чудо – она, будто благодарная новым пальцам, податливо зазвучала всё лучше и лучше.

Из неё лилась красивая, но совсем не современная мелодия, грустная: старый романс с пронизывающим изнутри необъяснимым светом, похожим на робкую улыбку. Она была превосходна.

Компания притихла, но вскоре опять загалдела, выдавливая мелодию прочь от этой «поляны», сначала просто не принимая, а потом и отвергая её, потому что та была без слов, потому что та не была песней. Хотя, если по существу, песней она была, но не сегодня.

– Слышь, ты лучше давай… спой чё-нить! – скомандовал гитарист, слегка встревоженный неподдельным превосходством мелодии.

Петь не хотелось. Просто играть было интереснее. Да он и не знал, чего бы им спеть. И всё же спел. Сначала песню о том, почему на земле так много зла и так мало добра. Не останавливаясь, он спел ещё и про то, что хорошо бы стать птицей, умеющей летать, отрываться от земли и взмывать в небо. А потом про само небо. А потом о жизни и о смерти.

Вот теперь они слушали. Разговаривали тише, чем наливали пиво.

– Давай ещё, от души!.. – ввернул кто-то из них и подал ему стакан.

Он сморщился, выпил, опять сморщился и спел про любовь. Но не про ту, что облизывает сладенько в поп-хитах, и не про ту, что нежно манит пальчиком в кино, и не про ту, что замасливает глаза в дешёвых романах, и не про ту, что жжёт в дешёвых смс-ках дорогих телефонов.

Он спел им песню про любовь, любящую просто и искренне, – любовь необлизывающую, незаманивающую, незамасливающую, нежгущую; отделяющую свет от тьмы, выделяющую не телесную жидкость, а невидимый тёплый газ души, дающий чистоту нераздельной полноценной жизни. Короче, он спел им о любви, а не о том, что тоже называется любовью.

Он умолк и взглянул на своих слушателей. В густом покрывале ночи гитарист размывался хоть и крепким, но аморфно-серым пятном. А лицо его, напротив, несколько разгладилось и посветлело. Первый «бармен», который Борька, сидел на корточках в обнимку с баклажкой пива и задумчиво глядел на звёздное небо. Второй, словно пританцовывая, прохаживался взад-вперед с сигаретой в зубах. Пьяная девка отчего-то тихо всхлипывала. Парочки, обнявшись и примирившись, молчали.

– У тебя хорошо получается, – с уважением качнул головой гитарист. – Давай ещё что-нибудь.

– Ладно. Только позже, – ответил он, поёжившись. – Сейчас, я быстро. – От расслабления его снова потянуло «по-маленькому».

Отложив гитару, побежал в те же заросли. Наконец-то облегчившись, торопливо направился обратно. Ему теперь и самому не терпелось поиграть для той компании – и как можно дольше.

Но тут он столкнулся с одной из девушек, что была здесь в первый раз. Подумав, что и сейчас её привела сюда та же причина, он решил выйти из зарослей другой стороной. Но девушка остановила его:

– Подожди. Извини за ту историю.

– Да ничего. Просто я не думал, что девчонки тоже сюда ходят. Так что это ты меня извини.

Она кокетливо улыбнулась. Однако его как-то даже передёрнуло от её улыбки, потому что в ней было как раз вот то облизывающее, заманивающее, замасливающее и жгущее.

– Ты классно поёшь…

– Спасибо.

– Правда, мне очень понравилось. А ещё больше ты понравился.

Она бросилась к нему неожиданно, одним резким движением. Он не был готов к такому повороту событий. Прежде чем мозг успел это как-то понять, осознать, она поцеловала его в губы. Только тогда он нашёл в себе силы отстранить её.

– Эй-эй, эй… Подожди… А как же твой парень?

– Да перестань. О ком ты говоришь? – она игриво опустилась вниз, ловко расстегнула у него на брюках ширинку и сунула внутрь руку.

– У тебя же есть парень, – повторил он. – Тот, который ждёт тебя возле лавочки. С которым ты обнималась…

Она не ответила. Её рот уже был занят другим. И там, внизу, ощутилась вся мощь облизывающего, заманивающего, замасливающего и жгущего.

А как же то – отделяющее свет от тьмы, выделяющее не телесную жидкость, а невидимый тёплый газ души, дающий чистоту нераздельной полноценной жизни? Нет, он не мог предать это так неожиданно нелепо, глупо и… оторвался, вылез, словно бы у неё во рту он находился всем естеством, а не только одной небольшой, пусть и исключительной частью.

– Да опомнись ты! Что ты делаешь? У тебя же парень есть!

Она вскочила, злобно взглянув на него, и кинулась к своей компании, а он, растеряно застегнув молнию на брюках, закурил. Решил отдышаться. Некоторые вещи у него просто не могли уложиться в голове. «Господи! Господи! – вздыхал он. – Да что это со всеми нами?».

С каждым вздохом «небольшая, но исключительная часть» разгоралась, крепла, обиженно и твёрдо требовала немедленной реализации своего желания, и только боль этих вздохов сумела утихомирить её, заставив прийти в обычное состояние.

Понуро глядя под ноги, он побрёл к выходу и вдруг получил пару тяжёлых ударов по лицу. Потом ещё ногой в живот – что свалило его с ног. Над ним склонился гитарист. Взор его был серьёзным и злым.

– Ну, ты и гондон! – сказал он. – Мы к тебе нормально, а ты что, сука, делаешь?

– Что я делаю?

– Зачем клеил тёлку Макса?

– Ничего не было…

– Не было? – и гитарист вновь ударил. – Не было? – и ещё. – Не было? Не было? – и ещё, и ещё.

Это вывело из себя, а во гневе кулаки совершенно не казались такими уж страшными.

– Да вы… вы все здесь перетрахались! Ваши девушки – бляди! А я оказался крайним, потому что во второй раз не вовремя сходил поссать! Врёт она, эта ваша девка! Ничего не было, хотя она-то хотела! Она сама клеилась, в штаны ко мне полезла!

Гитарист, тяжело дыша, перестал бить.

– Ну и вые**л бы её, – спокойно сказал он. – Ты чё, а? Дурак, что ли? Откуда ты такой выискался? Баба, значит… симпотная, между прочим… сама к тебе интерес проявила, к тому же деликатно, заметь, тет-а-тет, а ты, сука, побрезговал. Чё ты хорошенького да правильненького из себя строишь? Да, она блядь! Ну и что с того? Чё, она теперь и не человек для тебя, а? Она и со мной была, и вон с Борькой, теперь с Максом. Это жизнь, братан. Чё, другая понравилась, а? Ну, чё, давай иди, ещё пару песенок спой, другая тебе тоже ширинку расстегнёт. Только ту я тебе не дам, понял? Хорош! Понял? Даже Юльку не дам. Потому что у неё сегодня день рожденья, а ты ей его, сука, испортишь. Чё трудно дать девке «змея» полузгать? Пойми, им пох** кто их того и туда. Они все бляди! И любви нет никакой! Понял? А теперь иди нах** отсюда! Скажи спасибо, что я тебя от Макса отмазал, он бы тебя убил.

Гитарист презрительно сплюнул и удалился к своим.

Он же, пару минут повалявшись, собираясь с силами, встал. Его стошнило. Не то от ядовитого баклажечного пойла, не то от побоев, не то ещё от чего.