Борис Михайлов - Конформист. Записки провинциального журналиста о времени, профессии и о себе

Репрессированные в 1937 году, отец моего папы Сергей Михайлович и старший брат Костя, сгинули безвестно в сталинских лагерях. Мама отца, Ванда Эдуардовна, благодаря знаниям основ медицины, полученным в Институте благородных девиц, выжила в казахстанских лагерях, и в 1950 году вернулась в Баку, узнала, кто состряпал донос на её семью.

Оказалось, их квартира приглянулась соседу, невысокого ранга сотруднику НКВД. Он и организовал «антисоветские настроения бывшим дворянам». Отправил в места не столь отдаленные, и захватил квартиру. Поиски справедливости, по возвращению из лагеря, для Ванды Эдуардовны закончились получением предписания в 24 часа покинуть Баку, «вспомнили», что бывшие осужденные по 58 статье, не могут жить в столицах. А где жить, не стали утруждать себя проблемой. Такова история моих бабушки и дедушки. Похожая на миллионы судеб интеллигенции, да не только интеллигентов, а также рабочих и крестьян. В сталинские годы, если ты, во что бы то ни стало, желал продвинуться по службе, захватить чью-то собственность, достаточно было написали донос, что гражданин такой-то высказывает недовольство, ведет антисоветские разговоры. Брата мамы и Симы – Анатолия, инженера одного из московских заводов, отправили на Колыму, за фразу «Попробовали бы в Америке на неделю задержать зарплату рабочим».

После смерти Сталина, Ванда Эдуардовна вернулась в Баку. В доме имелось пианино, и она давала уроки пения студенткам Консерватории. Нерегулярно посещала службы в православном храме, хотя по крещению лютеранка. Написала брату в Нью – Йорк, и он несколько раз присылал посылки с очень любимым ею «настоящим» кофе. Папа с мамой протестовали против её контактов, боялись за свою судьбу и карьеру, и были правы. «Компетентные органы» каждую посылку проверяли и половину присланного конфисковывали. Ванду Эдуардовну предупреждали, если не прекратит переписку, отправится вновь в места, откуда недавно вернулась. Бабушка, закаленная годами лагерей, опытом общения с «компетентными», принародно посылала их нецензурными словами на три и пять букв. Воспитанница института благородных девиц, получившая дополнительное лагерное образование, так её доставали! И продолжала переписку с братом, не обращая внимания на запугивания, до самой своей смерти в 1959 году, в 89 лет. Брат Ванды Эдуардовны (Петр или Николай – имя, если называли, не запомнил), в 1925 году, с женой, эмигрировавший в Америку, был старше, и судьба его не известна. В 80-е годы я написал по его адресу на конверте 1925 года, с надеждой найти следы, но безрезультатно. Другой брат, Эрик Эдуардович, дослужился до полковника Российской Императорской Армии, о нем тоже ничего не известно.

В Таллинне бабушка отыскала младшую сестру Марию Эдуардовну, которой, сразу же после освобождения, написала. Мария испугалась общаться с бывшей репрессированной, запретила ей писать и, прекратила общение. Адреса её, я не нашел, иначе отыскал хотя бы родственников. Вот такими были четверо Розенбергов, фамилия которых заставляла вспомнить гитлеровского министра, родственниками которого они не были. Фамильные следы бабушки я искал, приезжая в Германию, после отмены Железного занавеса, и ничего не нашел. Выходит, много поколений жили они в Прибалтике. Родители опасались за мою судьбу и ничего не рассказывали о прошлом своих семей, останавливали все мои расспросы. Чтобы понять их, следует вспомнить, в какое время мы жили!

Музыкальные мелодии, песни, фильмы, сопровождающие нас с рождения, как и государственные катаклизмы, происходящие в стране, остаются вехами в истории поколения.

Помню себя с двух лет. У меня с рождения, не известно в кого, росли очень длинные ресницы. И когда мама купала меня, реснички попадали в глаза, и я громко орал. Это мое самое первое сохранившееся воспоминание, подтвержденное родителями. Следующее, тоже, засвидетествованное: я не мог уснуть, пока мама не усыпит меня колыбельной песней.

Позже мамину колыбельную дополнила черная бумажная тарелка репродуктора на стене:

Затем вспоминается детсадовская «В лесу родилась ёлочка», которую вспоминал и вспоминаю с детьми и внуками. Её исполняют и поныне каждый новогодний праздник.

Детсад сменила школа, а с ней пришли и новые песни.

На пионерском сборе, вожатая учила нас и веселой песенке.

Повзрослев, в третьем или четвертом классе мы запели:

Дальше вспоминаются песни Дунаевского из кинокомедий «Веселые ребята», «Волга – Волга», «Весна». Их помню и люблю, их все знают и сегодня. Я больше слушал, петь не всегда заставляли. Да и голоса у меня никогда не было. Пел только, когда нельзя было увильнуть, когда сразу несколько классов сгоняли в Актовый зал и готовили школьный хор к приезду проверяющего, из Министерства или даже из Москвы. Песни те давно не поют, но какие-то куплеты врезались в память на всю жизнь.

Если знание сегодняшней жизни черпаешь из зомби – ящика, эти песни весьма актуальны. Одна из них называлась «В защиту мира!».

Вторую – «Гимн демократической молодежи», недавно случайно услышал в какой-то радиопрограмме, и неожиданно вспомнил.

Не только идейно выдержанные, патриотические песни сохранила память, когда вспоминаю дворовые посиделки 1950 – х годов. В Баку, пацаны, старше меня, под гитару пели, а мы слушали и подпевали, не забываемые поныне, «Фонарики ночные».