Виктор Ремизов - Искушение

Выросшая без отца, Настя как будто стремилась ко всему мужскому, бабских соплей терпеть не могла, дружила по большей части с пацанами, и это ее портило. Она часто делала, а потом думала, никогда, даже самой себе не признаваясь, что не права. Все это, понятное дело, совсем не шло к ней.

– Ты чего хотела? – спросила Ирина, раздергивая-расправляя рукав, оценивая работу. Она недолюбливала племянницу, как и Настину мать, свою двоюродную сестру.

– Катьку с собой хочу сманить! – Настя скинула тапочки и села на табурет, задрав ноги. – В Москву собралась.

– Ты уж который год собираешься?

– Теперь всё, еду, надоели эти копейки!

– А там тебе приготовили…

– Ой, теть Ир, никто не вернулся пока! Ты компьютер открой! Люди вон заграницу едут насовсем, и ничего… Сюйкина пишет – пятьдесят тысяч уже получает! А она кто? Сюйкина-то?

– Написать можно, что-то мать у нее… на резиновые сапоги денег нет, в рваных-то в рассоле постой! – Ирина поднялась с табуретки, повесила куртку на вешалку и стала наливать черпаком воду в кастрюлю.

– Официантом устроиться вообще не вопрос! От тридцати до семидесяти тысяч! И чаевые еще! Тьма предложений!

– Какие еще официанты? – недовольно нахмурилась Ирина, – не поедет она, здесь дел невпроворот! – Но глазами все же стрельнула Насте по лицу, сильно ли врет? – Что у тебя – подружек мало?

– Подружек много, да они дуры все, двух слов, блин, без мата связать не могут. А с Катькой мы все-таки сестры… – Настя застыла, наблюдая, как тетка черпает воду из фляги, – мало ли что, там английский очень ценится, а я его не знаю.

Помолчали. Настя все же малость побаивалась столицы. Ей не раз уже прямо снилось, как выходит она в Москве из поезда, а там кругом иностранцы, делегации, и москвичи с ними разговаривают запросто на их языках. А она стоит и ничего не понимает. И так весь сон неприятный.

– Теть Ир, ты про водопровод слышала? И про канализацию тоже знаешь? В Москве это все есть! – Настя смотрела с ехидством. – А мы здесь задницу соломой всё подтираем! Сколько уж можно? Отпустила бы ты Катьку, с ее талантами она легко сто тыщ в месяц будет иметь! Что ты смотришь?! Там так люди живут! – она развела руки: – А я за ней присмотрю. Вдвоем-то… Даже сорок тысяч возьми на первое время…

– Да что ты с твоими тысячами! Тут-то кто будет?! – Ирина недобро распрямилась на Настю, будто та и была виновата во всем. – Или не знаешь, как у нас…

– Ты что хочешь думай, теть Ир, но у тебя Катька через пару лет… – Настя смотрела пренебрежительно, даже высокомерно, фразу не заканчивала, будто не хотела обидеть. – А может, и быстрее…

– Что? В меня превратится?

– Хуже, теть Ир, посадят вас обоих за вашу рыбу!

– А чего делать, племяшка, посоветуй?! Может, повеситься? За это денег не дают!

На этих словах в кухню вошла Катя, стряхнула с ног галоши и посадила на стол пухленький коричневатый с желтенькими пятнышками комочек. Цыпленок пробежал несколько шажков по выцветшей клеенке, замер у края, переступил неуверенно и осторожно посмотрел вниз, не очень понимая, что это и можно ли ему дальше.

– Это откуда? – не поняла мать.

– Рябая вывела, за кроликами в траве. На одном яйце сидела! – Катя присела к столу и осторожно вблизи рассматривала пушистого птенчика.

– Что не согнала? – спросила недовольно мать.

– Не заметила, а потом поздно было. Пусть в коробке поживет? – попросила.

– Вот так она у тебя и будет цыплят… – Настя не подобрала слова, что Катя будет делать с цыплятами, и развела руками.

– Ты чего, Насть? Пойдем ко мне! – Катя осторожно поймала незаконнорожденного, посадила в коробку и шагнула из кухни.

Девчонки общались, поскольку жили через два дома. Если бы не это обстоятельство, скорее всего и не знались бы, мало чего общего было. Настя на четыре года старше, и жизнь ее в Белореченске совсем иначе текла. «В нашей Настьке ума нету, одна прыть!» – говорила ее языкатая баба Дина. Примерно так у Насти и шли дела.

Сели в комнате. Катя у письменного стола, Настя на кровать забралась, подушку под спину пристроила. Бровки свои ровные скривила строго, глядя на сестру, как на маленькую.

– В прошлом году поехали бы, вообще не вопрос был устроиться, а сейчас кризис, санкции-манкции – в Москве почти пятьсот ресторанов закрылись. Зато квартиру за копейки можно снять. – Настя говорила возбужденно, все продолжая спорить с Катиной матерью. – Ехать надо! Тебя же уволили!

Катя кивнула.

– А теперь и больницы вашей не будет, из нее стационар делают дневной, опять сокращают… – Настя ехидно подняла одну бровь, – ночных уборщиц, медсестер… кучу народа увольняют! Им там наверху все бабла мало!

– Ты откуда про больницу знаешь? – с тревогой спросила Катя.

– С бабой Диной ходила сегодня, а там ничего не работает. Из кабинета в кабинет ходят, обсуждают все. Надо валить отсюда, сеструха! Себя не уважать – тут жить!

Катя сидела, не шевелясь и не реагируя, думала о чем-то.

– Ну ты странная! У тебя работы нет… – Настя встала и подошла к окну. Вгляделась в слабо освещенную улицу.

– Не могу я ехать, Насть, мать здесь одна, – Катя покачала головой, – я поэтому и в институт не поехала.

– Ага, давай в институт! Врачей тоже сокращают! Надо… – Настя отвернулась от окна, сморщилась упрямо и уверенно, – надо к деньгам поближе, подруга! Просто и ясно!

Это был не первый их разговор. Катя раньше и не задумывалась никогда над Настиными мечтами, а теперь слушала как будто внимательно. Настя это видела и говорила с нажимом:

– Вообще не понимаю, как вы тут крутитесь? Федору много еще сидеть?

– Два года…

– И что? Деньги тянет с матери?

Катя не ответила, посмотрела только – что, мол, и спрашивать.

– Ну, да… все у вас… – Настя подняла на сестру жалеющий взгляд. – Дядь Жоре-то, не будут уже операцию делать?

Катя молчала.

– Вы же на очереди стояли? – не отставала Настя.

– Второй год уже на очереди, – пробормотала Катя.

Она посмотрела с тоской и хотела сказать что-то еще, но не сказала, а отвернулась в темное окно. Потом подняла вдруг хмурое лицо на Настю.

– Его до Нового года надо прооперировать, потом поздно будет. Раньше только сроки сдвигали, а в июле матери прямо сказали, что финансирование на такие операции совсем срезали. Предложили искать частную клинику, и чтобы какой-нибудь благотворительный фонд оплатил.

– Вот козлы! – зло прищурилась Настя. – У нас тут не то что… Какие, на хрен, фонды-монды! Тут вообще ни хрена нет! У нас глава администрации, придурок косоглазый, он только воровать умеет… Да водку жрать!

– Ну… – недовольно нахмурилась Катя.

– Чего ну? У тебя отец вон… погибает, можно сказать! А?! Получается, ему здесь хана! – Настя недоговорила, поджав губы. – Тебе надо ехать, Катька! Я тебе точно говорю! Вам деньги нужны!