Юрий Шинкаренко - На дне сыроежки ломаются. «Картинки» с подростками

Новая важная причина успеха анекдотной серии может показаться пустяковой. Но лишь на первый взгляд. За этим пустяком всплывает пласт таких проблем, от которых современных политиков—державников должно бросить в жар. Для ребят Петров свой в доску не только потому, что любит побаловаться «травкой». Он дорог, близок и понятен ещё и потому, что до отвращения боится… милицию! Здесь и зарыта собака!

«Стук в дверь.

– Кто там?

– Милиция!

– Чего надо?

– Поговорить…

– Сколько вас?

– Пятеро.

– Вот и разговаривайте!».

Милиция для большинства «надцатилетних» – это не просто стражи порядка. Это олицетворение власти, государства! С президентами и законодателями встречаться не доводится, а с этими – каждый день. Беспричинная подозрительность иных милицейских служак в отношении любого тинейджера, бесцеремонное обращение («Выверни карманы!», «А пинка под зад?!») рождает у последних ненависть ко всем красным околышам, а заодно и к власти, поселяет в душах страх и отвращение. Внутренний дискомфорт молодых (не преступников! обычных!), вызванный отношениями с МВД, – тема особая. Когда-нибудь государство заплатит (и платит) по гамбургскому счёту за то, что не имеет возможности содержать достойную милицию. Можно сколько угодно говорить о величии России, о патриотизме, о державном сознании, но когда милицейский кулак опускается на чью-то юную шею, просто так, «для профилактики» – конкретное подростковое мышление порождает собственные выводы.

Но вернёмся к Петрову! Как тут его не зауважать! Вон как срезал мента! Мента-анти-дядю-Стёпу! Хоть и боится, осадил!.. Кстати, психологически защищая отроков от стражей порядка, восстанавливая справедливость, нарушенную милицией, наш Петров сделал для величия государства, может быть, поболее, чем иные записные ораторы. Ну, чем не национальный герой!

«К наркоману Петрову обращается малыш:

– Дяденька, скажи, который час?

Петров не отвечает.

– Ну, скажи, который час?!

Петров взрывается:

Ну, не лоховская ли реакция?

В том, что господин Петров – простак, ещё одно объяснение его популярности. Подростковые сообщества делятся, если не вдаваться в детали, на две неравные части. Меньшая – это крутые покорители жизни. Остальные – лохи, которых судьба лупит почём зря. Петров нравится и тем, и другим. Парадокс? Отнюдь. Для «крутых» Петров – лох временный. Ну, накурился… Ну, перепил или на солнце перегрелся… С кем не бывает… Зато смешно! Есть что вспомнить! (Гопники, например, которые без сомнения относят себя к крутым , в своих неписанных, но очень действенных правилах «настоящего пацана» имеют одно исключение: если ты слоховал , то есть сделал что-то вопреки гопнической этике, повёл себя как слабак, сморозил глупость, – ты можешь быть прощён, если это произошло при опьянении или «по обкурке»). Поэтому презрения к Петрову крутые разных рангов не испытывают. Разве только иронию.

Для остальных ребят лоховатость Петрова близка и понятна. Постоянно, по поводу и без повода чувствуя себя неудачниками (баксов нет! в «комок» не устроился! джинсы лопнули! ключи потерял!), свои проблемы такие подростки «сбрасывают» на Петрова: «Он тоже такой… Только ещё забавнее!».

«Едет наркоман Петров в автобусе.

К нему обращается старушка:

– Передайте, пожалуйста, абонемент на компостер!

Петров берёт абонемент и окликает военнослужащего:

– Эй, солдат!

– Я не солдат! Я матрос!

Петров пожимает плечами. Возвращает абонемент старушке:

– Обломись, бабка! Мы на корабле!».

Есть ещё объяснения всеотроческой любви к Петрову, помельче. Но, думаю, достаточно.

Свойство юности – не унывать. Улыбаться, смеяться, хохотать, ржать до упаду… И если назвать тему, над которой хоть раз смеялись все молодые наших 90-х, то она, без сомнения, такая: господин Петров – лучший друг детства, юности и молодости! Самый лучший и… самый несчастный!

Пьяный мужик, стрельнув у меня сигарету, курит в тамбуре алапаевского поезда. От него пахнет дешёвым напитком типа «Каламбур». Рассказывает про сына:

– Ему 8 июня восемнадцать лет стукнуло, в армию призвали, а он в бегах. Думаешь, от армии скрывается? От меня прячется! Познакомился с девочкой из Монетки. И недавно меня нашла её мать: «Плати две тысячи за аборт!». (В марте 2000 года аборт стоил около 250 рублей, по сообщению газеты, – Ю.Ш. ).

А где я столько возьму? Поехал туда разбираться. У них мужика в доме нет, но пришли соседи и родственники. Чуть п. не дали. Потом мы выпили, вроде они успокоились, но мать этой девочки всё равно настаивает: «Плати деньги, я найду, кто за меня заступится!». А я что – спал с этой девочкой?! Ну, подлец, вымахал помощник на мою шею. Вот такая у меня в доме кутерьма.

Тимур А., серьёзный молодой человек, по-новому раскрылся для меня в Москве, в «Детском мире» на Лубянке. Громада-магазин пищал глиняными свистульками, матово светился боками сиреневых и лиловых воздушных шаров, пах вездесущим поп-корном, шелестел ступенями эскалаторов. Одним словом, беззаботно тянул нескончаемый праздник детства. И Тимур с головой окунулся в эту фиесту, по-карнавальному дозволяющую менять своё «Я».

Он, забыв про окружение, примерял на себя костюмы и головные уборы, цеплял игрушечные сабли и пистолеты, вылепливая из себя да из подручного детскомировского материала образ за образом.

Спектакль одного актёра получился настолько беспечным и зрелищным, что мне захотелось вручить Тимуру маленький гонорар.

Я потащил парня к какому-то бутику с африканскими сувенирами и, показав на пёстрые амулеты из дерева, сказал: «Выбирай!».

И тут праздник кончился. Глаза Тимура сверкнули подозрительностью. И он спросил, показывая на цветные лаковые линии, покрывшие деревяшку: «А что там за символика?».

Это был вопрос не школьника-каникуляра, но прифронтового мальчишки (Тимур живёт во Владикавказе). Это был вопрос, чуть переиначивший вечный вопрос всех кровавых боен: «Ты за кого, за них или за нас? Под какими знамёнами? Под какими знаками?». Необъявленная война за Кавказ, за родину Тимура, породила собственные символы. Они насытились кровью, они зажили новой жизнью, уводя одних к фанатичной мечте о «Великом Северо-Кавказском имамате», а других заставляя своей жизнью оплачивать единство Великой России. И прифронтовые мальчишки Северной Осетии это знают. Как знают, что любой символ таит ростки вражды и ненависти.

«А наш – не так! – сказал я Тимуру. – Видишь линию на амулете? Это линия, которая нас связывает! Всё! Больше ничего в этом символе нет! Только ниточка – от меня к тебе. Принимается?».