Михаил Генделев - Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология (сборник)

Бежал Гарун быстрее серны —
100 км/час примерно.
Он добежал до Камеруна,
Где затерялся след Гаруна.

Помыли Кикапу в последний раз,
Побрили Кикапу в последний раз,
Напялили на Кикапу кипу —
И под хупу!

Хорошо, что я не карлик,
Хорошо, что не горбун,
Хорошо, что не смотрю я
На манифестации с трибун.

Хорошо, что я не рыба,
И притом – не рыба-меч!
И еще великолепно,
Что я так широкобедр.

За то, что напечатался
В журнале скобаря, —
Пииту Волохонского
Именовать «Анря».

За то, что Лившиц пишется
«Профессор Лева Лосев», —
Приказываю Бродского
Дразнить теперь «Иосиф».

За текст и исполнение
Приказом по державе —
Присвоить имя Ленина
Булату Окуджаве.

О Гробман Мишенька! Любил бы я тебя,
Когда б не мухи.

Два крыла сзади,
Не ест и не гадит.

Шел с Шашей по шоссе
И сосал свое эссе.

Если подводит уза тебя,
Ты не рыдай, Абдалла.
Это подводит она любя,
Это она не со зла.

Но если тебя подведет урак,
Стальной, как твоя рука, —
Яка седлай! Пусть верный як
С глаз везет мудака.

Увидишь гоя – пни его ногой!
Другого гоя – пни ногой другой!
А третьего когда увидишь гоя —
Перекрестись! и сгинет третий гой.

Человечий крик хамора
Издает по-русски Бора,
На иврите всей родней
Называемый Авней,
Потому что ешака
Не перевели пока.

Кентавр!
твой облик пленяет меня,
в нем гоя я вижу черты
и коня.

Кентавр!
я на идиш подумал о нем:
их вейс!
может, лучше быть полным
конем?

Храбрый портняжка отмстил убедительно бляди —
Сшил себе брюки, бедняжка, ширинкою кзади.

Из чевертичного бы льда
Не вымерзал… Да солнце заблестело.
А хобот – облысел. А бивни – никуда.
И образную спиздили систему.

В последний, дева, раз тебя почтил вставаньем.
Унылый аппарат. Очей очарованье.

Какое, блядь, фэн-шуй, какая физзарядка!
Лежу, как древний хуй периода упадка.

Не то беда, что умерла, —
на это всяк горазд.
А то беда, что не дала —
и, видимо, не даст.

Под той могильною плитой
Лежит плита могильней той.

Оно – что было в леди сердца —
Теперь нам всем как жопе дверца.

Говна-пирога… —
Но какая нога!

Ах, какие ляжки
Были у бедняжки!

Закрыл земной прием доцент-идеалист,
Но все на том, как и на этом свете, поправимо:
Теперь ему на яйца глист
Приносят кало херувимы.

Гробницы сей беги, девица!
Он встанет. На тебе жениться.

И после смерти все хуево…
Мудями грешными гремя,
Стоймя лежит в могиле Лева,
А обелиск стоит плашмя.

Здесь упокоилась – велик Создатель! —
Одна издатель.

Администрация покорно просит граждан
Не поливать могилы без нужды.
Покойный посадил себя уже однажды,
Взошел,
Пожал
И продавал плоды.

Его видали мы в гробу…
Хорош собой: черты, часы, желудок.
Весь как живой, когда б не пук на лбу
«От безутешных Воронелей» незабудок.

Во блин! Была и нету
Исаковой Анеты.

От нас ушел (сопроводим
его стенаньем хоровым)…
От нас ушел еще один.
И очень жалко, что живым.

Его роман Господь перелистал.
При счете «десять» Люксембург не встал.

Лежит здесь то, что раньше хоть висело
На организме Зеева Бар-Селла.

Она была вся роскошь мая.
Теперь гниет. Не понимаю.

Спи, Тараска, не базарь,
Ты теперь у нас Кобзарь.

Здесь тело Левиной. Наверняка
Теперь рядить пустое дело:
Был ли раздвоен ее кончик языка,
А если нет, то чем она шипела?

Почил от сущих пустяков:
Себе прочел своих стихов.

Жила и были принципы тверды,
Но вот однажды выпила воды.