Ольга Алейникова - Девочка со скрипкой. Все мы платим за чужие грехи…

Я просыпаюсь снова с криком и долго прихожу в себя. Я лежу в постели, пытаюсь понять значение этого сна, хотя прекрасно знаю – сны не сбываются. Это лишь проявление нашего сознания. Но неожиданно меня словно ударяет молния. Я резко сажусь. Понимаю, что отгадала загадку, маленькую её часть. Подпольные пути, монстры. Убийца вёл меня в наш подвал, в место, где отец проводил очень много времени при жизни.

Всё утро я борюсь с желанием прогулять уроки и пойти в подвал, но понимаю, что не должна так делать. Если снова пропущу, мама узнает и будет долго читать лекции. К тому же, у меня выпускной класс. Как бы там ни было, нужно думать о будущем хоть немного. Если оно у меня есть, конечно.

Я отправляюсь в школу и с нетерпением жду возвращения домой, хотя не совсем представляю, что я могу найти в подвале такого, что укажет мне на убийцу. Вряд ли там есть какие-то секретные материалы. Дом осматривался полицией неоднократно. Да и вообще подвал у нас – это не заброшенная часть дома.

После смерти папы мы отнесли туда все его вещи. Так решила мама, и, если честно, впервые я была ей благодарна. Я не хотела стирать из своей памяти папу, не хотела избавляться от всего, что напоминало мне о нём, но натыкаться на его вещи раз за разом было просто невыносимо.

Первые несколько месяцев я заходила в папину комнату, садилась за стол, за которым он часто писал какие-то отчёты, укутывалась в его вещи, которые, как мне казалось, хранили его запах. И каждая эта секунда, проведённая в таких воспоминаниях, меня уничтожала. Я принималась плакать почти сразу, как только входила, и успокаивалась нескоро. В тот день мама нашла меня в папиной комнате, рыдающей на полу в обнимку с его старым халатом.

– Милая, давай ты возьмёшь себе всё, что действительно хочешь иметь в память о папе, а остальное мы уберём, – сказала мне мама. – Не выбросим, просто отнесём в подвал. Ты всегда сможешь спуститься туда, как только пожелаешь. Но эти вещи больше не будут у нас перед глазами. Так будет легче. Хорошо?

Я лишь утвердительно кивнула. Сейчас я понимаю, что это нужно было сделать не только ради меня, но и ради самой мамы. Ей тоже было нелегко.

Так что теперь я даже не представляю, зачем убийце вести меня в подвал. Ведь все папины вещи мне хорошо известны, и я не помню среди них ничего странного.

Когда я подхожу к школе, то замечаю Джоса с его отцом всего в нескольких ярдах от меня. Они разговаривают о чём-то серьёзном, Джос несколько раз соглашается с чем-то. Сама не понимаю, как я оказываюсь рядом с ними, но уже через пару секунд я обращаюсь к шерифу.

– Здравствуйте, мистер Эгберт. Должно быть, вы меня не помните. Я Эммелин, Эммелин Ллойд, – я протягиваю шерифу руку, он дружелюбно её пожимает и улыбается.

– Я отлично помню тебя, Эммелин. Хотя должен признаться, что вряд ли узнал бы тебя на улице. Ты выросла, стала настоящей красавицей, – шериф говорит спокойно и размеренно. Мне кажется, что он довольно искренен со мной. Я начинаю паниковать. Не знаю, что ему сказать, не знаю, как себя не выдать.

– Что-то случилось? – наконец спрашиваю я.– Вы выглядите встревоженным.

На самом деле – ничего подобного. По Эгберту никогда нельзя было понять, что он на самом деле думает или чувствует. Кажется, его сын перенял у него это качество.

– Вчера был убит мистер Ройстон, – отвечает мне Джос вместо отца. Я вижу, что его пугает эта новость. Я не могу припомнить, кто такой этот человек. Отрицательно качаю головой, Джос объясняет. – Энди Ройстон. Был в попечительском совете нашей школы. Входил в совет управления городом. Кажется, даже собирался баллотироваться в мэры.

– Как же это произошло? – вскрикиваю я. На самом деле любое убийство, да ещё и таких важных персон, вызывало в нашем городе ажиотаж.

В маленьких городках вроде нашего редко случаются страшные преступления. Кражи и оборот наркотиков не в счёт. Поэтому, когда кого-то убивают, об этом сразу же узнают все и долго обсуждают. Каждое подобное дело на виду у общественности. Так же было и с убийством моего отца. Много роликов по телевизору, постоянные выпуски местных новостей, газеты, соседи, прохожие. Голова шла кругом от всего этого. Каждый знал нашу семью, всех её членов, в лицо.

– Был застрелен в своей квартире, – отвечает шериф, я тяжело вздыхаю. Стараюсь не проводить никаких параллелей, но тут же начинаю выдвигать версии.

– Застрелен, – тихо произношу я.– В квартире. Так же, как…

– Нет, Эммелин, даже и не думай, – перебивает меня шериф. – Я знаю, о чём ты. Это никак не связано с твоим отцом. Это типичное убийство. Никаких особых признаков.

Я молчу около минуты. Никто не произносит ни слова. Время тянется вечно. Я пытаюсь поверить в слова шерифа. Да, он прав. Я просто хватаюсь за всё подряд, просто ещё надеюсь, что кто-то мне поможет. Я успокаиваюсь, верю Эгберту, киваю головой.

– Я сделал всё возможное, чтобы найти убийцу твоего отца. Но ничего не вышло. Прости. Я знаю, это трудно принять, – говорит мне шериф, и моё спокойствие растворяется в воздухе. Меня охватывает гнев, я еле сдерживаю себя, чтобы не наброситься на него. Меня останавливает лишь рядом стоящий Джос. Не хочу выглядеть перед ним слабой.

Шерифу действительно не стоило говорить, будто он сделал всё возможное. Я знаю, что это не так. Почему же он врёт мне прямо в глаза? Почему же он так спокоен, излучает такую уверенность, такую искренность? Как можно правдиво врать?

Меня приводит в чувство звонок на урок. Шериф покидает нас и спешит в школу, должно быть, чтобы пообщаться с директором.

– Эммелин, я хотел поговорить с тобой, – начинает Джос, но я не хочу сейчас слушать его. Я стараюсь не сорваться, стараюсь осмыслить всё, что происходит вокруг. Я чувствую, что начинаю сдаваться. Не такой я была всегда, не такой меня воспитывал отец, не такой меня всегда видел Хикс. От мыслей о кузене моё сердце отзывается болью. Я чувствую и понимаю, что сейчас всё меняется не только в моих отношениях с Джосом, не только в моём так называемом расследовании. Всё становится иначе с Хиксом, и мы оба это замечаем, потому так тщательно избегаем и друг друга, и ситуаций, которые могли бы нас спровоцировать.

– Прости, я опаздываю. Увидимся на биологии, – отвечаю я и убегаю в школу, лишь на ходу вспоминая, что биологии сегодня на самом деле нет. Я боюсь посмотреть в глаза Джосу, боюсь сорваться, боюсь перенести на него ненависть к его отцу.

Джос пытается поговорить со мной в перерывах между уроками, он находит меня в коридорах, а я выдумываю множество причин, чтобы не общаться с ним. Не знаю, почему, но мне не хочется сейчас видеть его.

После уроков я спешу домой, чтобы наконец-то спуститься в подвал. Я вижу, что мамины вещи на месте, значит, она дома, но её нет на кухне, и мне это даже на руку. Пока все заняты своими делами, я смогу спокойно сделать то, что планирую.