Владимир Буров - Пугачев и Екатерина

– Ладно, ладно, пусть подведут, – сказала Со, и попросила Да налить ей кофе.

– Больше нет, – ответила наперсница.

– Пусть заварят.

– Где?

– У тебя на бороде.

– Хорошо, сейчас разведут костер. – И Даша обратилась к кучеру и его гостю Атаману, чтобы слезли, наконец, с лошадей и занялись делом. И видя, что ребята поправляют ремни, уточнила: – Только не здесь. И не сейчас. Пока разведите костер и сварите кофей.

Со смешками ребята слезли с козел на другую сторону кареты.

Подвели поэта. Он упал на колени. А скорее всего, его уложили в грязь лицом братишки Орлы.

– Ну, говори, что ты землю клюешь, – сказала Со, – может помилую.

– Так сейчас все скажу, – Державин поправил волосы:

– Что?

– Каково?

– Добить его? – спросил Григорий.

– Та не, хорошо, – ответила Со, – пусть живет. Более того, вымыть ноги и ко мне в опочивальню.

– Это за что, же? – удивился Алехан.

– За стихи, естественно.

– Хорошие стихи?

– Так, божественные!

– И да, – добавила София, – сегодня вечером все встречаемся в большой зале Нового Екатерининского Дворца. Будьте при параде. И еще, – обратилась она к Разумовскому и Панину, – новые залы со столами на четыре и шесть персон готовы?

– Есс! – вскинул руку к голове Панин. И Разумовский тоже.

– Сколько залов со столами для кушаний?

– Так три, кажется, – сказал Панин. – Золотой, Изумрудный, да Бриллиантовый.

– Есть еще и четвертый, небольшой зальчик, – сказал Разумовский.

– Банкетка называется, – сказал Панин.

– Чтобы можно было отметить что-то с друзьями, – сказал Разумовский.

– С небольшим количеством друзьец, – сказал Панин.

– Мы боимся только, что эта новая, аглицкая манера приема некоторых шокирует.

– Даже многих.

– Ничего, пусть привыкают жрать… я сказала:

– Жрать?

– Нет, конечно, я имею в виду:

– Жить по-человечески.

– Действительно, а то рассядутся, как скоты в один длинный ряд, а потом не поймешь, кто там лазит под столами, и лапает за коленки, – резюмировала Даша, подавая Софии кофей.

– А нам? – хором рявкнули Панин, Разумовский и братья Григорий и Алехан Орловы.

– Да… вам, расходитесь по домам, – улыбнулась Президент Академии Наук.

– Не обижайтесь, ребята, – успокоительно подняла руку Со, – приглашаю всех вечером в Бриллиантовый Зал. Кстати, пригласительные-то готовы? Кирила Разумовский, ты их отпечатал?

– Разумеется, и на прекрасной бумаге, с вашими цветными картинками.

– В короне?

– Обязательно!

– Корону надо убрать. Пока что.

– Но как?! Перепечатывать все, что ли?

– Так перепечатай. До вечера успеешь.

– А эти?

– А эти, оставь для официальной презентации.

– Ну, окей. Я успею. Но раздавать пригласительные тогда придется на входе.

– А в чем проблема?

– Как бы не запутаться.

– Справимся, – заверил Панин.

– Ну, если ты поможешь, то конечно, справимся, – сказал Разумовский. И добавил, обратившись к Григорию и Алехану: – И если ребята проконтролируют вход, чтобы нас не оскорбляли за задержку.

– Окей, папан, – сказал Григорий, – все будет уделано.

Алехан тоже показал кулак величиной с голову молодого теленка.

Далее, Со предлагает всем явиться в масках. Когда Маркиз на банкете снимает маску все в ужасе бегут из зала. Они узнали в нем Петра Третьего.

Вместе с Софией и Дашей за столом сидели Маркиз Эм Великолепный, Граф Потемкин, Графиня Брюс, и все еще храбрящаяся Графиня Шаргородская. Так-то она не была потомственной Графиней, но выпросила у Со это звание в надежде, что когда-нибудь оно будет официальным. Даже место себе выбрала далеко от Москвы, в Пущино. Точнее, само Пущино и выбрала.

– Что там хорошего? – спросила Со. – Лес, да поле.

– Так река там, рыба. Да и долго не найдут в случае чего.

– Будем там наукой заниматься, – сказала Дашкова, присутствующая при разговоре.

– Да что в ней хорошего в твоей науке, – махнула рукой Шарик.

– А ты попробуй, увидишь, почти, как секс. Или вы думаете, зря Вольтер и Дидро этим занимаются?

– Чем? Дидром?

– Вольтерьянством.

Орловы сидели за соседним столом в углу сзади. Так было расписано. Чтобы легче было защищать стол Принцессы от пьяных доброжелателей, а также от возможных врагов.

– Мы будем рядом, но как бы в стороне, – сказал Григорий Орлов.

– Да, дорогие мои, тем более, самые большие столы на шесть персон.

– Ну, это-то не проблема, мы могли бы подсесть с краю, – сказал Григорий.

– Более того, мы бы сели и внизу, – добавил Алехан.

– А уместились бы там? – Графиня Шаргородская подняла скатерть и деловито заглянула под стол.

– Во Франции столы бывают даже на восемь персон, – сказала Графиня Брюс. – Кстати, – добавила она, – Княгиню Лену Куракину надо было посадить рядом с Графом Шуваловым, а то она сидит за четырех местным столом одна одинешенька.

– Пожалуй, я пересяду к ней, – сказал Григорий. Точнее, хотел сказать, но не мог пока. Он был еще только адъютантом Графа Шувалова, официального любовника Елены Куракиной. Но ананас, который был не на каждом столе, пока резать не стал. Авось пригодится и сегодня.

После рыбных блюд: осетрины и семги, начались танцы. Ребята могли приглашать девушек от других столов, и даже, наоборот:

– Дамы кавалеров. – Хотя многим это было непонятно, драка возникла только один раз. Граф Румянцев подошел пригласить Софию на танго. Это был новый танец. Он был известен уже несколько месяцев. Но исполнение его в общественных местах пока запрещалось. Сегодня он был разрешен. Более того, никто не мог отказаться от приглашения.

Граф Румянцев подошел, и протянул руку Софии. Это был ритуал. Он означал просто, что танцы начались. Но Эм Великолепный этого не знал. Он отвел руку Графа, и сказал:

– Я первый.

– Он занимал? – спросил Румянцев.

– Не успел еще, но… – хотела что-то добавить София, но не успела: Румянцев закрыл ей рот рукой.

– Не надо ничего говорить, – сказал он. И добавил: – Я разберусь сам. – И Румянцев поднял руку, чтобы ударить, а скорее всего, просто, чтобы отстранить Эма Счастливого, – как он сам себя теперь называл. Это Со придумала называть его Эм Великолепный. Тут Эм поднырнул под руку Графа, поднял на плечи, и бросил в сторону, а вышло на стол Орловых. Эти ребята, чтобы их опять не обвинили, как зачинщиков драки, сразу убежали, и сели за стол Княгини Куракиной, где она скучала в одиночестве.

Румянцев встал, отбросил в сторону шпагу, закатал рукава, и предложил Великолепному:

– Иди сюда-а! – И добавил, обращаясь к Со: – Я сверну ему шею.

– Может не надо, – сказала Да. Остальные дамы, а именно Шаргородская и Брюс одновременно предложили руки Графу Румянцеву. В том смысле, что вышли в проход, и поманили за собой, согнутыми в знак согласил указательными пальцами.