Сергей Е. ДИНОВ - Выползина. Портал 55. Дневники 90-х. Роман

– Я тут не при чем. Совершенная случайность эта встреча, – заявил Федор.

– Всякие случайности – закономерны, – изрек подполковник Тарасов. – Служил одно время со мной еще в Серпухове старлей Грибанов Павел… Дементьевич, кажись. Так вот, Грибанов умудрялся почти при каждом выезде на место происшествия в дерьмо ногой или рукой угодить… Все обойдут, а Грибанов, обязательно, – вляпается. Несло, воняло от него вечно как от армейского сортира, даже паталогоанатомов воротило. За глаза его, конечно, называли гомнюком. В глаза – Ляпом. Так по жизни выше старлея наш Ляп и не поднялся. Хотя храбрец, головорез был отчаянный, кидался под пули, как сумасшедший. Не поверишь, ни одной царапины, ни разу, за все годы службы не получил. Даже в Афгане… Погибали наши товарищи, были тяжелейшие ранения, становились инвалидами. А Ляп – цел и невредим, но, как всегда, – в полном дерьме. Так на пенсию и вышел. Ляпом. Старляпом.

– Это вы к чему? – осторожно поинтересовался Федор.

– К тому, что когда вокруг полно дерьма, угодить в него не сложно.

– Это так. Но, может, он все-таки сам в штаны поднапускал.

– Кто?

– Грибанов ваш, Ляп который.

– Вряд ли, – неуверенно возразил подполковник, – в трусости замечен не был… О! «Обухово» проехали. Скоро Питер.

За окном проплывало акварельное разноцветие осени размытое легким утренним туманом. Старые кирпичные корпуса легендарного завода смотрелись как багровые нагромождения кленовой листвы на полотне кубистов.

Федору захотелось тихо заплакать от благодарности к добрейшему подполковнику Тарасову и даже к распоследней стерве Веронике, которая по паспорту оказалась Надеждой и украла его вещи. Но при этом, при непостижимой игре случая, спасла себя и его от смерти. Федор решил, что когда вернется домой, отоспится, съездит, поставит в Александро-Невской лавре свечки за упокой души Сачикова Геннадия Петровича и настырной дамы с дурной фамилией Дырнышева Нинелла Аганезовна. Женщина прямо-таки рвалась на встречу своей смерти и поимела на прощание минуточку плотского удовольствия, следы которой зафиксировали позже судмедэкспертиза и бесстрастные милицейские протоколы. Вот тебе и параллельные миры: шаг – и уже в другом измерении. Печально.

Будто отец с провинившимся сыном, подполковник в форменной шинели и Федор, в теплой курточке «китайский адидас», дрожащий от холода и сырости, шагали под чешуей навеса платформы среди спешащего, перегруженного коробками, мешками и сумками люда, словно прогуливались, хотя мгновенно продрогли на сквозняке, разгоряченные вагонным чаем с вареньем. Ветер резкими порывами сдувал сырую морось с крыш вагонов, раздавая мокрые оплеухи. Подполковник Тарасов оглядывался по сторонам, видимо, в поисках встречающих, и, наконец, заявил с полным безразличием:

– Полагаю, полный висяк – это наше «бологовское» дело.

– Похоже. Наше, – вздохнул Федор, отвел глаза и переложил тяжелую клетчатую сумку своей попутчицы в левую руку.

– Но врать, Федя, не хорошо, – добавил подполковник.

У Федора бешено колотнулось сердечко, и осипло горло.

– Это вы к чему? – спросил он.

– Ко всему… Но в бабской шубе под дождем, – презрительно усмехнулся подполковник, – ты, брат Ипатьев, выглядел как распоследний пидер! – и захохотал могучим баритоном.

Следом позорно захихикал и Федор, именно, как последний…

– Педерассудки все это, Борис Борисыч, – униженно пошутил он.

– Остановлюсь на недельку в «Октябрьской». Заходи, если вспомнишь что. Все-таки люди, та сазать, погибли. Вместо тебя, Ипатьев. Надо отдать должное их памяти. Фамилию мою запомнил? Подполковник Тарасов.

– Запомнил, запомнил, Борис Борисыч. Что ж вы так плохо обо мне думаете? Я еще не полный идиот, хоть и Федя.

– Плохо? – усмехнулся подполковник. – Если б я плохо о тебе думал, сидел бы ты, капитан запаса, сейчас в КэПеЗухе бологовского уезда и шрапнель черпал у параши. И какой-нибудь «апельсин» приказал бы вставить тебе ночью карандаш в задницу.

– Мрачные перспективы, – покорно согласился Федор. – Но я сказал все, что знал, Борис Борисыч.

– Всё? – хитро прищурился подполковник. – Ладно, твое дело.

– И мое.

– Заходи в гости.

– Вы приходите, – выскочило благодушие из Федора, и он, более нерешительно, добавил:

– С родителями живу, на Лиговке.

Как говорится, бойтесь первого порыва души, – он самый благородный.

Усталый подполковник по-отечески, с хитринкой в глазах улыбнулся.

– И ведь приду.

– Приходите, – смирился Федор, понимая, что это «грязное» дело прилипло к нему на всю оставшуюся жизнь, пусть таковая будет долгой.

Она приостановились под бюстом Петра Великого. Хотя Федору можно было гораздо раньше завернуть с платформы налево и выйти на Лиговку, но он следовал за подполковником, как вошь на ниточке, тупо наблюдал, как разлетаются полы шинели пожилого следователя. Тарасов сам остановился, сунул на прощание широкую, крепкую ладонь.

– Держи краба. Отдыхай. Но чую, история наша не закончилась.

– Не закончилась, – обреченно согласился Федор.

– Слушай, Ипатьев, не в службу, та сазать, а в дружбу, – попросил вдруг подполковник и оглянулся, словно поискал взглядом кого-то, а, может, убедился, что никто не следит и не следует за ними. – Продай крем.

– К-какой крем? – опешил Федор.

– Женский. Из Парижа. Извини, брат, у тебя в сумке заприметил. Чтоб не бегать мне по магазинам. Терпеть этого не могу. Жена точь в точь такой просила. А дочке я сувенирчик в гостинице прикуплю. В город-то выбраться, боюсь, дела и встречи не позволят.

– Фууу ты, – отпустило Федора, и с большим облегчением переворошил сумку попутчицы, от щедрости душевной вручил подполковнику большой тюбик крема «Ланком», на который тот указал, прибавил флакончик духов, кажется, «Чирутти», для дочки. Подполковник вытащил было из кармана бумажник, но Федор сморщился негодующе и убедил нового знакомого, что когда тот придет в гости, тогда они и сочтутся.

Подполковник одобрительно улыбнулся.

– Верю, брат Ипатий! Убедил, что не курьер.

– Какой курьер?! – удивился Федор искренне.

– Слухай, Федя, сюды, – будто пошутил подполковник, но решился на что-то серьезное и более внимательно, но как бы ненароком, осмотрелся по сторонам. Впрочем, ни на ком конкретно взгляда не останавливая.

– От самого вагона за нами – хвосты. Один – следом, другой – по соседней платформе шел, – доверительно сообщил подполковник и предупредил на судорожное подергивание головы Федора:

– Не крути башкой, сынок. Соберись, будь внимателен и трижды осторожен. Если хочешь жить, а не выживать… Слева от меня, у кафе трется модный паренек, гладкий такой юнец. Красный шарфик накинул, чтоб морду не светить… Явно любовничек бандитский… Причесочка ладная, чубчик зачесан, как у носчика… Тьфу! Носителя одежды…