Сергей Е. ДИНОВ - Выползина. Портал 55. Дневники 90-х. Роман

Позже Федор с трудом вспоминал, как затяжной сон, белые халаты и запах нашатыря, взрывающий мозг множеством крохотных колокольчиков, которые сначала трезвонили как сумасшедшие, а потом утихали, утихали, утихали…

Проснулся он часов в пять утра. Долго не мог сообразить, почему ему так хорошо, спокойно внутри, легко и невесомо снаружи. Словно стерли в памяти старую видеозапись с помехами и зудящим, раздражающим звуком.

С ощущением необыкновенной легкости, без традиционной овсяной каши, маминой ложки бальзама «Битнер» и обязательных водных процедур, Федор сбежал на работу, как последний свинтус, избегая родительских вздохов и причитаний, по поводу своего долгого бессознательного состояния. На самом деле человек впервые, можно сказать, по-настоящему выспался.

Кстати, о работе. Судя по календарю в органайзере, была среда, а в понедельник утром Федор вернулся в Петербург.

Он, конечно, сразу не догадался, что проспал, провалялся трое суток и что на дворе – четверг. Потому в офисе фирмы, где он числился консультантом и дилером, поимел суровые нарекания начальства, недоумевающие взгляды сотрудниц и занудные выяснения сотрудников о состоянии его здоровья.

– Че случилось?

– От поезда отстал?

– Где шатался столько времени?

– Хоть бы позвонил…

К концу рабочего дня на имя директора филиала фирмы было получено извещение из уголовного розыска города Бологое по делу, где «гражданин Ипатьев» проходил свидетелем и оставался невыездным до особого распоряжения внутренних органов. Это сообщение сразу возвело Федора в статус «звезды» криминального фильма. Непосредственный начальник, Разикович Саша, по кличке Щюр (от Шуры), холеный, мерзкий тип сорока с лишним лет (даже образы известных актеров не хочется обижать сравнением с таким отвратительным, эпизодическим персонажем), ужасный бабник и пройдоха, сын бывшего секретаря одного из райкомов Ленинграда, – стал с Федором до приторного вежлив и предупредителен.

– Надо было, Ипатьев, сразу доложить по телефону о случившемся мне лично. Вечно ты со своими загибами неоцененного таланта. Держи меня в курсе. Выставка тебе зачитывается, прогулы аннулируются. Работай, пожалуйста.

Личная секретарша Щюра – Верунчик, эдакая неприступная, для рядового состава, худышка, пряная селёдочка с алыми губками, сделала перед уходом Федора в конце рабочего дня выразительные и удивленные глазки голубыми пуговичками и вытянула губки привлекательным колечком:

– Оу, Ипатий, ты влез в криминаль?! Расскажи! Девушке интересно!

– Вляпался.

– Серьезно?

– Дальше некуда.

– Как интересно! Расскажи. Слышала, ограбление в поезде? – не унималась любопытная Верунчик. Она была очень ответственным секретарем и докладывала начальству о любой провинности подчиненных, о любой невинной шалости сотрудников компании, направленной, по ее мнению, на подрыв авторитета «босса».

– Убийство, – не сдержался и ляпнул Федор, красуясь своей значительностью, и тут же пожалел. Такие скользкие дамочки, как Верунчик, могли выдуть из скрепки – тромбон, из презерватива – дирижабль. С этими сплетницами и стукачками надо быть втройне осторожным.

– Дааа? Оу, как интересно! Босс в курсе?

– А вы доложите начальству письменно, со своими традиционными мерзкими подробностями, со своей грязной отсебятиной, – зловеще прошептал Федор ей на розовое ушко, на ходу придумывая мрачные шутки. – Но помните, Верунчик, на этот раз можете пойти по статье 70, УК РСФСР 22 22 УК РСФСР, статья 70. Антисоветская агитация и пропаганда. . До десяти лет. Строгого режима.

Верунчик оставила в глазницах наивные, изумленные голубые пуговки застывшими от ужаса. Губки обиженно поджала.

Понимая, что нельзя наживать дополнительных врагов, Федор смягчился.

– Обязуюсь: буду лично вас информировать о ходе расследования. Но уговор: до вынесения бандитам смертного приговора – полный молчок! Киа кумитсу! Совершенно секретно! Иначе – смерть!

– Оу, конечно – конечно! – воскликнула Верунчик с намеренным акцентом на букве «чэ» и покраснела. – Клоузд. Стафф оунли 23 23 – авт. вольный перевод с англ. – Закрыто. Только для служебного персонала. .

«Женщина промолчит» – это из области невероятного. Например, наводнения в узбекском Самарканде или пустыне Гоби. Произойти, теоретически, может. Но вряд ли.

По возвращению домой Федора ждал большой, просто огромный, неожиданный сюрприз.

Он позвонил домой с работы, извинился перед матушкой за утренний английский уход, похожий на бегство, соврал, что срочно вызвали, телеграммой, и едва не уволили с работы. Мама отчитала сына и настоятельно попросила быть к ужину. Это значило по старой и доброй традиции их семьи, что отец будет при галстуке, мама – в белой кофточке, и они должны будут отмечать новые капиталовложения сына в общий семейный бюджет, те самые, украденные его попутчицей четыреста долларов, о получении которых мама уже знала заранее, еще до окончания командировки сына.

Но сюрприз был иного характера.

По трубе длинного, замысловатого коридора старой трехкомнатной квартиры доносился оживленный женский говор, скорее всего, с кухни. Федор заранее расстроился, предполагая, что мама пригласила на смотрины очередную перезрелую невесту, проверенную – перепроверенную родственницу своей «самой лучшей», очередной подруги. При подобных маминых заботах Федор ощущал себя пятидесятилетним вдовцом с подагрой, астмой и радикулитом. Он легкомысленно поплевался через левое плечо, чтоб его бывшей, здравствующей женушке за «вдовца» не сильно икалось.

На этот раз сюрприз был всем сюрпризам сюрприз. В кухне восседала на венском стуле сбежавшая попутчица – Вероника – безумная Надежда, собственной персоной! Причем, в блондинистом парике. Сидела к вошедшему Федору боком, но эти обворожительные, фигуристые обводы бедер, талии и стройные ножки в расписных колготках, будто приспущенный край ажурных чулков, – впечатлительному холостяку Федору, похоже, из памяти можно стереть только ударом тока в оба виска.

– Феденька! – воскликнула мама. – У нас гости!

Федор глупо надеялся, что повернется какая-нибудь другая девушка, скажем, Наташа – сухопарая медичка из зимнего Дома Отдыха в Репино, или Инна – пухлая хохотушка из прошлогоднего санатория «Маяк», что в Алуште. Надежные, хорошие девушки, по рекомендации маминых подруг, с подстроенной встречей семей на отдыхе. Но повернулась-таки черноглазая стерва Вероника (или Надежда по паспорту?) с гадкой улыбочкой великой провокаторши.

Мало сказать, Федор оторопел. Он стоял дуб дубом, поражаясь женской наглости, расторопности и коварству. Подобные гадюки могут приспосабливаться к любым земным условиям.