Татьяна Шарпарь - Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь

– Добрый вечер, – не слишком уверенно произнес Иван, – я вас не разбудил?

– Конечно, разбудили, – Наталья постаралась придать голосу как можно больше строгости.

– Тогда извините за вторжение. Спокойной ночи. – Нет уж, заходите.

Он вошел в прихожую, снял пальто, шарф и поглядел на нее вопросительно.

– Ботинки снимать не надо, – она слегка улыбнулась.

Он тоже улыбнулся. Она провела его в гостиную, предложила чаю.

– Нет, спасибо, я на минуточку. Пожалуйста, расскажите мне, как вы оказались в кабинете и что на самом деле произошло. Для меня это очень важно.

– Кранты, – подумала Наталья, – это он из-за девицы переживает, думает, что я ее засекла.

Почему-то когда она думала о чем-то плохом, в ее голове мысли формулировались именно такими, или подобными им, словами. Она не могла этого объяснить, потому что почти никогда не произносила их вслух. Ну а мысли, мысли у каждого свои. Коротко, раздумывая над каждым словом и стараясь говорить ясно, она рассказала ему все, что видела. Он внимательно ее выслушал, немного посидел, потом очень задумчиво посмотрел на нее и сказал:

– Еще раз спасибо вам за все. Я хочу оставить у вас ключи от этой квартиры. Завтра ее опечатают до моего приезда. Но мало ли что, пусть ключи будут у вас.

Наталья растерялась:

– Ну хорошо, если вам так удобнее.

– Разрешите мне записать ваш номер телефона или дайте мне ваш мобильник, я позвоню с него на мой, и у вас тоже будет возможность со мной связаться.

Наталья пошла в спальню, взяла телефон и только тогда взглянула на себя в зеркало. Ужас, ужас, ужас! Волосы всклочены, из-под халата торчат легкомысленные пижамные штанишки, а сам халат распахнут на груди и являет взору кружева пижамной кофтенки. Наталья заметалась по спальне и не нашла ничего лучшего, как просто снять пижаму и надеть халат на голое тело. Волосы она причесала пятерней, потому что никак не могла найти расческу.

Когда она спустилась с телефоном, Иван стоял перед Ольгиным парадным портретом.

– Это вы? Мне кажется, портрет делает вас старше. – Нет, это не я, – Наталья протянула ему мобильник.

Он быстро набрал комбинацию цифр, зазвучала нокиевская мелодия. Интересно, как он запишет ее данные? Наталья впервые подумала о том, что она его знает, а он ее ведь нет, их никто не представил.

– Все, – сказал Иван, – извините за поздний визит. Спокойной ночи.

Она закрыла за ним дверь и посмотрела на экран монитора. Он пошел к лестнице. Тогда Наталья быстро побежала к кухонному окну. Ей хотелось посмотреть на его машину. Она увидела, что он вышел из подъезда и подошел к такси. Это было совсем не то, что Наталья хотела увидеть. Она считала, что машина очень много может рассказать о ее владельце.

– Мама, мы сегодня что, кутить не будем?

Это Полина возвращала ее к сегодняшнему дню.

– Будем, обязательно будем, – улыбнулась Наталья. Похоже, Полине пришлось по душе новое слово, что же она расскажет в детском саду, вставляя его в свою речь?

Ситуация Алексею очень не понравилась. Участковый Петр Петрович Фомин, сорокалетний капитан милиции, был знающим, осторожным, не каким-нибудь рохлей, а крепким физически, прошедшим огонь, воду и все, что к ним прилагается. Убить его сзади (а именно так он, судя по всему, был убит) было почти невозможно – его феноменальная интуиция известна всему отделу. Он работал на своем участке много лет «за квартиру». Участок был спокойным: центр города, никаких тебе бомжей, никаких разборок. Полно патрульных машин, постовые на каждом углу, люди на участке солидные, все больше пожилые, много бывших военных. Участкового знали в лицо, доверяли ему семейные тайны и называли только по имени-отчеству. Такое уважение испытывали.

Петр Петрович был найден в закутке между тремя домами, примыкающими друг к другу. Нашел его, как чаще всего бывает, собачник, который вывел свою таксу погулять днем, во время обеденного перерыва, потому что не успел хорошо выгулять ее утром. Следов никаких не было – асфальт, никто ничего не видел – все на работе или в продуктовых магазинах, или еще где. Публика в этих домах не имела привычки пялиться в окно без дела. Капитан был убит из пистолета. Самого оружия при нем не оказалось. Не оказалось его и в мусорных бачках, и в канализационных колодцах. Если только бросили в Москву-реку, но тогда его не найти.

Следователь, немолодой уже, лысоватый, полнеющий, был Алексею хорошо знаком. Работать с ним было приятно, глупых поручений он не давал, оперов жалел, все версии отрабатывал досконально, дела доводил до логического конца, то есть до суда. Увидев приближающегося Алексея, он пошел ему навстречу, выставляя ладошку для рукопожатия.

– Николаич, привет! – сказал он. Алексей пожал протянутую руку.

– Ты же вроде в отпуску, или разведка неправильно донесла?

– Здравствуй, Сергей Иваныч, и в отпуску и не в отпуску. Было два отгула, да, чувствую, сплыло.

– Ох-ох-хо, – привычно-притворно заохал Сергей Иванович, – такая наша доля.

Эта незатейливая игра повторялась при каждой их совместной работе и обоим нравилась, потому что как-то их объединяла.

– Что тут? – Алексей поднял угол простыни, что ли, или просто тряпки, которая прикрывала труп.

– Огнестрел, смерть около часа или чуть больше, остальное – после вскрытия, – опять же привычный ритуал. Следователь или опер должен спросить, мол, что тут, а судебный медик сказать, что подробности после вскрытия. Это было ясно и можно было не спрашивать, но надо как-то вползать в происшествие, за что-то хвататься, искать, опрашивать, выстраивать версии, докладывать и так далее. В общем, рутина.

Алексей тоскливо огляделся. Неподалеку, не решаясь подойти, маялся лейтенант Некрасов из его отдела. Алексей поманил его рукой:

– Кто из наших тут?

– Да все: я, Пестров, Вадим, Мальцев. – Что, других дел нет?

– Не могу знать, но, кажется, дело на контроле у… – Некрасов красноречиво поднял брови верх.

Алексей задрал голову:

– У Господа Бога, что ли?

Некрасов вмиг покраснел, вспотел, достал из кармана большой носовой платок и стал вытирать шею.

– Жарко сегодня, – неуверенно сказал он, явно стесняясь своей красноты.

– Ладно, не потей, выползем. А где все-то?

– Пестров по домам ходит, Вадим с дворником общается, Мальцев в опорный пункт пошел.

– А ты?

– А я для связи с вами оставлен.

– Ладно, ты, Миша, сходи пока за пирожками, что ли, а то я сегодня пообедать не успел, – протянул Алексей подчиненному пятисотку.

Что делается? Почему все происходит вокруг Натальи Сергеевны Голицыной? Участковый, тот, которого сегодня убили, звонил ему позавчера, попросил встретиться по делу об убийстве супружеской четы Горчаковых. Договорились сегодня попить пивка, как раз сейчас Алексей должен был звонить Фоме (так Фомина звали за глаза в отделе).