Виктор Житинкин - Повести

Буквально через минуты, перед каждым из них появились фарфоровые приборы с множеством ячеек, заполненных глазуньей с обжаренными колбасками, салатом, жареным картофелем, соусами.

– Под такую-то закуску, да чтоб не выпить – великий грех! – вырвалось у кого-то.

Снова был сделан заказ на водку и пиво.

Зал, однако, стал потихоньку заполняться. В основном, это были пожилые немцы, любители и ценители настоящего немецкого пива. Дым сигар коромыслом завис над их столами. Огарки будто приклеились к большим влажным губам и вынимались изо рта только тогда, когда владельцу этих губ хотелось сделать несколько глотков пива.

Наше внимание привлек огромный старик с обветренным лицом и скандинавской бородкой. Если бы не деревянная нога, не вмещавшаяся под столом и, потому, загораживающая полпрохода, его можно было бы принять за старого морского волка – капитана, лоцмана, шкипера или еще кого. О его ногу запинался всякий, проходящий по узкому проходу к свободным столикам, он чертыхался, чуть не упав, но, увидев, кто сидит, вежливо раскланивался и просил прощения у старика.

Старик делал огромные глотки пива. Все мрачнее и все злее становилось выражение его лица. Он смотрел в нашу сторону, а мне казалось, что он впялил свой взгляд в меня, не отводя его и не моргая, чем вызвал у меня необъяснимую тревогу и, даже, тоску по дому. Хотелось сбежать от этого взгляда. Мы продолжали сидеть за столом, шутили, болтали просто так, ни о чем. Огромный старый немец продолжал сверлить меня глазами. Я пытался не смотреть на него, но мои глаза сами искали встречи с его бешеным взглядом. Я не вынес такого испытания моих нервов и предложил друзьям уйти из гастштедта, но они лишь зашипели на меня:

– Да сиди ты.

Старик продолжал гипнотизировать меня. Я чувствовал, что развязка должна была произойти с минуту на минуту. Так оно и вышло.

После очередной порции пива хромой немец что-то гортанно выкрикнул, привлекая внимание к себе всех, находящихся в зале, затем он с трудом поднялся со стула и, не сводя глаз с меня, направился к нашему столу, громыхая деревянной ногой и стуча заостренной железной тростью. Назревал конфликт – это стали понимать и немцы в зале, и мы.

Он подошел к нашему столу и, указывая на меня пальцем без одной фаланги, рыча и брызгая слюной, выдавил из себя:

– Такой, как ты стрелял в меня и мне отрезали ногу.

– Где в тебя стреляли? – по-немецки спросил Виталий.

– Где, где? Под Сталинградом!

– Как ты туда попал? В гости ездил, да?

Немец, после этих слов рассвирепел еще сильнее и, подняв трость, острым концом ткнул мне в грудь. Я ойкнул. Володя, под правой рукой у которого оказался старик, толкнул его в плечо. Когда тот, падая, хватался за что попало, лишь бы сохранить равновесие, офицер легко выдернул острую трость из руки хромого и, подождав, когда большое тело, ударившись головой об пол, замерло, бросил ее на живот упавшего, как бы поставив крест на деле.

Зал ухнул, послышался крик: «Полицай, полицай!»

Это был голос хозяйки; и она, в общем-то, всего лишь выполняла свои обязательства. Не хватало еще, чтобы в ее владениях совершилось преступление.

– «Полицай, полицай!», – эхом отозвалось на улице, кто-то подхватил крик хозяйки, вызывая полицейских в гастштедт, так уж принято у этих немцев, моментально реагировать на клич о помощи.

– Ну, заварилась каша, – выдохнул из себя Астахов.

Офицеры напряглись, хмель вышел из голов. В дверях гастштедта появились двое полицейских – упитанных молодых ребят. Сидящие за столами немцы, которые находились рядом с входом, молчали, но своими глазами показывали на столик с советскими офицерами и на лежащего без движений на полу старика. Вид всего происходящего и произошедшего был не из приятных. Пахло преступлением, убийством, смертью.

Вслед за полицейскими в гастштедт вошли советский офицер и двое солдат. Оглядевшись, офицер решительно направился к нашему столику, оставив солдат у входа.

Подойдя вплотную к столу, он отдал честь и представился:

– Старший помощник коменданта старший лейтенант Нестеренко! Ваши документы!

– С чего это ты нашими документами заинтересовался? – спокойно спросил Астахов, который уже заметил, как вздымается в сонном дыхании мощная грудь лежавшего хромого.

– Здесь совершено убийство, – взвизгнул представитель комендатуры. – Почему вы мне тыкаете?!

– К самому Богу обращаются на «ты», а тебя я должен на «Вы» возвеличивать, прыщ поганый, – вскипел Николаев Владимир.

Снизу раздался храп спящего человека.

Оценив обстановку, помощник коменданта сник и скромно поинтересовался, кто мы и откуда.

– Ну вот, с этого и нужно было начинать, – успокоился Николаев. – Давай-ка, дружище, объясни, куда мы должны отправиться вот по этому предписанию.

Он подал листок, старший лейтенант взглянул на него, извинился и скромно спросил:

– А с этим что произошло?

Астахов вкратце пересказал о выходке хромого, я расстегнул мундир и, приподняв рубашку, показал кровоточащую рану на груди, оставленную стариком.

Немцы, находившиеся в зале, гастштедта, спешно допивали пиво и один за другим выскакивали в двери, обходя полицейских.

Скоро помещение опустело, лишь клубы сигарного дыма кое-где продолжали витать над столами и, на полу, недалеко от стола, где сидели мы, раскинув руки, крепко спал немец с деревянной ногой, раненый под Сталинградом в годы войны.

Полицейские, поняв ситуацию, ушли, оставив пьяное тело на попечительство подошедшей краснолицей жены одноногого старика. Они были довольны тем, что эти слишком «простые» русские не возбудили никакого дела против выходки хромого, простив ему даже визит к Сталинграду.

– Не знаю, что вас ждет, но завтра вы должны собраться в порту, – стал объяснять нам офицер из комендатуры. – Есть там полковник один, «Черным полковником» его почему-то зовут в народе. Ходят слухи, что он вечный человек: сослуживец его, однажды, случайно встретился с ним и был очень удивлен, что полковник ни сколько не изменился, хотя прошло лет двадцать. Сам-то сослуживец на пенсии уже, а полковник и тогда уже был старым. Правда это, или врут люди, не знаю, но сами увидите полковника в деле и поймете, что он просто уникален. Порт большой, но вас будут встречать «люди» и сопровождать в нужное место к этому самому полковнику. Он знает все. Удачи вам, товарищи офицеры!

Такое изменение в поведение старшего лейтенанта, вызванное лишь тем, что нам дано предписание в эту загадочную часть, еще раз шевельнуло души ребят и дало повод еще раз задуматься.

Гастштедт был пуст, а хозяйка смотрела на нас с укором и молчаливой мольбой поскорее покинуть ее заведение.

Мы рассчитались и ушли, унося с собой все ее беды сегодняшнего дня. Таким образом, при стечении ряда обстоятельств, мы оказались «без вины виноватыми».