Михаил Лекс - Два процента от Бога. Роман-сказка

– Ну, ты, Игнат, даёшь, – удивился Иван Иваныч, – всё как в тумане. И понимай, как хочешь.

– Разреши, Иван Иваныч, мне, – попросил Вениамин.

– Говори, – разрешил Господь.

– Прав второй левый сподвижник Игнат, – сказал Вениамин, – согласен с ним полностью. Выражу разве что по-другому. Фёдор Михайлович, при всём желании своём власть на Земле единственную и от себя утвердить, ничего не делает для этого. Ему бы всё – да наоборот, а он – нет. Почему, спросите? Да потому! Вот вы здесь все освистать меня вздумали, дескать, не может Фёдор Михайлович желать добра человеку. А того не поняли, что не добра человеку он желает, а сохранить человека в его скотском состоянии, вот о чём печаль его. Зачем, спросите себя, ему разрушать Землю, которая ему и служит? Незачем ему её разрушать. И дурак тот, кто полагает, что всё плохое на Земле – от него. Раньше и было, но не теперь. Быть противоположностью Ивана Иваныча – это ещё не значит желать разрушить Землю и уничтожить человека. Что за радость ему, коли взорвёт человек Землю бомбой ядерной или отравит её выхлопами заводов и машин? Нет в том ему никакой радости. Ему-то что за радость, коли рабы его послушные, идеологи его верные погибнут? Нет здесь у него никакой радости. И если человек плодиться и размножаться не будет, то и в этом для него радости не будет, а будет одно только горе. Нет потому что у него другого царства. И не будет. Земля – его. Не будет Земли – не будет и его. А если мы сейчас этого не поймём, то запросто проиграем и дух человеческий, за который скоро начнётся очень серьёзная битва.

Прав второй левый сподвижник Игнат, Фёдору Михайловичу сейчас ничего менять нельзя. Вот в чём хитрость. А как можно изменить что-либо? Только конкретной целью и можно изменить. Видел его недавно. В России он сейчас устроился, не пойми, чем занят. Ни вашим, ни нашим. Его среди преступников ищут, а он уж и не совершает преступления. Сегодня никто так закон не чтит, как Фёдор Михайлович. Люди думают: где смерть, там и Фёдор Михайлович, а и нет. Смерть тоже смысл имеет. А ему именно где смысл, там и тошно. Его на скамье подсудимых ищут, а и там его быть не может. Поменялось понимание абсолютных идей в сознании людей. Чёрным становится белое. А белое – чёрным. Уж и разобрать никто не может, что хорошо, а что плохо. Потому и религии новые создают.

Вы пройдитесь по сцене на пару километров влево или вправо. Такого там увидите, что… Сегодня на Земле уже сотни тысяч разных богов и разных их противоположностей, сотни тысяч разных иванычей и михалычей. Люди уже и не знают, в кого им верить. Не поймёшь, кто есть кто и как кого распознать, не знаешь. Не причину человек ищет, а проблемы возникающие решает. Путается ещё больше сам, да и других путает. До того дошли, что разум свой обвинили во всём. Дескать, не всегда он сознательно мыслит, а и бессознательно иногда. Во как. А Фёдору Михайловичу только это и надо. Он, как о новом узнаёт, так сразу и туда. Наши распри его не интересуют. Мы для него, как не назовись, все противны. Хотя, честно говоря, и к нам похаживать начал было. Нет сомнения, что желает он не только дух человека поработить, но и душу человека отвоевать у нас. Одно неудобно. Он в Россию сейчас попал. А там с церквями сейчас полный бардак. Ему не понять, куда и сунуться-то. Вот и мается. А тут как раз и новые религиозные учения подоспели, где вообще никаких богов и в помине нет. Так что он и там теперь. А более всего ему своё создать охота. Есть средство против него. Есть. Только надобно, чтобы сам Иван Иваныч помог, иначе никак. А что? Уже сколько богов разных на Землю приходило. Одного только Ивана Иваныча ещё не было. Всё у меня.

Речь Вениамина особого впечатления не произвела. Но гул обсуждений стоял приличный.

– И Игната-то толком не понять было, тут ещё Вениамин учудил.

– Ему можно. Что не скажет, всё пройдет.

– Нет, кое-чего я уловил, но…

– Да ясно всё. Взять пару ближайших сподвижников, да с Иваном Иванычем, э-эх…

– Хватит, братья, смотрите, Аркадий встал, видать тоже наболело что. Он попроще. Может и поймём чего.

– Разреши и мне дополнить, – обратился Аркадий к Ивану Иванычу.

– Разрешаю.

– И Игнат, и Вениамин правильно указали на слабость Фёдора Михайловича. Но не сказали они о нашей слабости. Слабость наша в том, что всё, что даём людям, всё против нас со временем и оборачивают. Ты хоть что, Иван Иваныч, людям не принеси, всё со временем во вред нам и себе начнут использовать. Природа это людская. А всё, что связано с природой человека, всё это во власти Фёдора Михайловича. И ничего сделать нельзя тут. И правду не всегда говорить умеем. А сами при этом учим людей быть честными. Противоречие возникает в умах людей. Сомневаться они начинают на наш счёт. Фёдор Михайлович и пользуется тем. Но надо его перехитрить. Ведь он как рассуждает. Ну дашь ты им новенькое что-нибудь, так он это новенькое возьмёт, изучит и направит в другую сторону. Уж сколько раз так было. Всё либо сектой в новой религии стало, либо в партию обратилось или политическое движение, либо революцию. А надо так дать им, чтобы не смог Фёдор Михайлович организацию на том создать, церковь новую или движение какое, вроде партии или другой какой общественной или политической организации. Ты уж подумай сам.

– Ещё больше туману напустил.

– У них с Вениамином это болезнь какая-то. Я их давно знаю.

– Аркадий дело говорит.

– На Ивана Иваныча и уповать остаётся только что.

– Вы о чём это?

– Я говорю, что на Господа одного и уповать.

– Вы здесь недавно что ли?

– Уж второй десяток лет.

– Понятно.

– А я бы вообще не переживал. Чему быть, того не миновать. А как в богословских книгах сказано, так и будет.

– А Вы много читали-то их?

– Кого?

– Книг богословских.

– Нет. Слишком их много сегодня на Земле. И богословов слишком много. И все разное говорят. И глотки друг другу за правду грызут.

– А почему уверенность такая, что как сказано в богословских книгах тех, которые написаны глоткогрызами за правду, так и будет?

– Так ведь там плохого не напишут? Разве нет? Потому как всё – от Ивана Иваныча нашего. И Фёдора Михайловича мы одолеем, как бы он, собака, не старался.

– Да ты сам-то не от него ли есть? Что-то речи твои мне не нравятся. Мутишь здесь.

– Да что ты, что ты, это я так, я завсегда с народом. Мне разве что надо, мне лишь бы вам хорошо.

– Плохо, что Иван Иваныч сам не может пойти.

– А чего так-то.

– Да пошлёт действительно кого из ближайшего окружения. А с них что прок. Здесь конкретная работа требуется.

– Да нет, видать сам пойдёт. Во, как задумался. А ближайшему окружению и без того при нём достаточно будет. Уж положено так.

– Пойдёт, пойдёт. Ему и самому интересно. Он на Земле ещё ни разу не был.