Сборник - Сто дорог к истине. Сборник участников V-ого Всероссийского фестиваля русской словесности и культуры «Во славу Бориса и Глеба»

– Похоже, княгиня, учили тебя мало! – загремел голос воеводы под потолком царской кельи. – Уж, сколько лет на Руси живёшь, а языка, коим муж твой глаголет, всё ещё не разумеешь! Мой господин говорит тебе, что академию сотворил для обучения отроков, как ты повелела.

Для пущей убедительности Добрыня жестикулировал руками и пальцами.

– Пусть кто-то из твоих грамотеев потрудится на благо Киева и его земель. Вон, хоть святитель Илларион!

– Нет! – коротко отрезала Анна.

Випсания всё это время внимательно прислушивалась к разговору. Она рано обучилась славянскому языку и понимала, о чём шла речь:

– Вот раскричался! – желая поддержать совсем растерявшуюся Анну, прикрикнула Випсания на Добрыню. – Госпожа! Слуга князя говорит, что приказали обучать безграмотных отроков грамоте и называется это академией!

– Растолмачь, Випсания, мужам варварским: то не академия, то низкая школа будет. И отцу Иллариону мало чести быть в ней ритором! – в голосе Анны зазвучали металлические нотки.

Владимир резко поднялся на ноги:

– Не сметь! Не сметь! Анна, я разумею, что ты произнесла! Да, моя царица, мы не Византия, мы, как ты любишь говорить, страна варваров, мы не можем равняться роскошью с Константинополем. Тыном обнесены наши пределы, а в двух поприщах от Киева мы вынуждены возводить защитную линию от диких кочевников. Это всего-то земляной вал с несколькими городками-башнями, куда я согнал мужей из племени чуди, воинственных и осторожных кривичей и новгородских ушкуйников, но Русь – не та земля, которую следует ненавидеть, и русичи – не тот народ, перед которым можно голову высоко задирать. Нет, Анна. Ты уже не первый год госпожа всем нашим землям и нашим людям.

Владимир перекрестился на иконостас греческих ликов в широкой и роскошной келье царицы:

– Грех тебе перед Богом отстраняться от дел державных. Ты думаешь, мне город Корсунь был нужен или на богатства Константинополя я позарился! Или ты думаешь, я захотел твоего греческого тела познать!? Не то, Анна, не то! Не разумеешь, хоть и многой мудрости обучена. Мне государыня нужна от самого Бога единого! Чтобы мир опустился на нашу землю русскую и объединил все племена. Чтобы заедино мы жили по глаголу Божьему, оборонялись и молились Богу единому! И грамоту, и мудрость постигали ту, что ты, государыня, сочла нужным принести в пределы наши. А ты за монастырскими стенами укрылась и….

У Владимира перехватило горло, и он сокрушенно махнул рукой.

– Теперь-то поняла ли, царица, что изрёк тебе муж твой!? – Добрыня держался за рукоять меча.

– Разумею, – кротко произнесла Анна, поникнув головой.

Владимир крутил в руке безделушку из нефрита со стола царицы. Он делал попытки над собой, чтобы успокоить взыгравшее гневом сердце.

– Кесарь мой, уж, коли ты сам заявился в Божию обитель, позволь слово молвить о моих кручинах, – Владимир почувствовал по тонкому аромату, подошедшую близко Анну.

– Говори. Ты моя госпожа, – кивнул головой князь.

– Кесарь мой, сыновья мои, Борис и Глеб, уже в силу вошли. Они потомки византийских кесарей, пора их на княжение определить. Хочу, чтобы наследовали они власть в Киеве один за другим по русскому лествичному праву, когда бы власть от старшего брата Бориса к младшему Глебу перешла!

Владимир не удивился такой просьбе царицы. Он хорошо понимал и её желание утвердить тип византийской власти на Руси, и пристроить княжичей на трон при жизни её, Анны, и обеспечить детям своим безопасность жизни в этой варварской стране с её грубой силой и беззаконием.

– Ты, царица, просишь, чтобы власть в Киеве наследовали твои сыновья. А как быть с моим сыном Святополком, что родила мне болгарыня Юлия, такая же христианка, как и ты… Она, когда умирала, молила о сыне, и глаза её цвета зрелой сливы были наполнены слезами, – видно было, что тоска Владимира по первой своей любви вновь заполнила сердце.

Анна всё поняла, и ревность к умершей сопернице заставила кричать:

– О, Владимир! Ты же сам знаешь, что Святополк не твой сын! Юлия понесла его от убитого тобой брата! А болгарыню свою почто со мной, царевной византийской, равняешь!

– Анна, Анна, болгарыня Юлия первая открыла мне глаза на своего нищего Бога, который ни что иное, как любовь и сострадание к ближнему. И эта сила уже столетия предстоит перед вашим византийским могуществом и побеждает потому, Анна, что императоры твои давным-давно забыли заветы Христа и сражаются только за сладостную возможность занимать золотой трон!

Анна без стеснения прижалась к телу Владимира, провела по его бёдрам ладонями и приподняла подол его епанчи:

– Ты сам озорник и до сих пор носишь венерин набедренник.

Випсания фыркнула в кулак. Владимир отдёрнул руки царицы от подола своей свитки:

– Почто меня позоришь перед слугами!

– А потому, что в человеке дух тесно сплочен с плотью. Какова плоть, таков и дух. Тебе пора уже о душе думать, грехи свои пора замаливать, а ты нижние уды свои стянул, чтобы склонность к похоти усилить. Ты будто родился уже с врождённым грехом, и никакая вера не поможет тебе быть святым.

Випсания, продолжая во все глаза смотреть на опозоренного князя и хихикать, прошелестела:

– Задору-то, знать, много, да силушки-то нет!

Добрыня поспешил на помощь племяннику:

– Владимир! Ответь этим глупым бабам: «Да будут чресла наши перепоясаны и светильники наши горящи! Ха-ха-ха!»

– Ты что мелешь, старик! Это речь распутника! – Анна пылала возмущением.

– То не я сказал, то евангелист Лука сказал. Ха-ха-ха…

– Угомонись, дядька, – отстранил рукой Добрыню Владимир и обратился к жене:

– А что ты хочешь от меня, Анна, если ты не умеешь любить, не можешь дарить ласку, не зажигаешь огня в уставшем сердце! Ты царица! Так будь царицей передо мной, твоим мужем и господином!

Владимир, не помня себя от ярости, тряс Анну за плечи, а она пыталась вырваться из цепких и сильных рук мужа.

– Что! Испугалась грубой силы! Вот так я завоевал киевский престол! Вот так грубо я расширил пределы своих владений! Вот так я приобрёл множество врагов среди своих соседей, Анна! Всё вижу, как я, славянский варвар, нелюб тебе! Но ты ведь просишь великой власти для своих сынов на этой варварской земле!!! Готова ли ты заплатить за то любовью к мужу своему, венчанному!

Анна готова была на всё, даже на смерть, но не на любовь с постылым мужем. Не зря же она укрылась за стенами монастыря, чтобы никогда более не испытывать близость к мужу, противную её существу.

Но тут перед ней возникли образы её малолетних, ничем не защищённых сыновей, Бориса и Глеба. Она согласно качнула головой:

– Готова…

– Добро! Слушай, царица! В далёкой Залесской земле, с которой мы собираем дани, нужны наместники. Кому, как не сыновьям родным доверю я сбор дани? От моего имени будут править сыны мои по всем землям, подвластным Киеву, и твоим сыновьям, Борису и Глебу, место найдётся. Младшенького нашего, Глеба, я отправлю с дядьками в Муром…