Ксения Ефремкина - Хрустальная роза дождя. Психологический триллер, или Офисная зарисовка

– А Вы романтик! – отозвалась тут же Полина. – А имя у Вас какое поэтичное – Валентин.

– Меня угораздило родиться 14 февраля, в День всех Влюбленных, – пояснил парень.

«Да… Вы и вправду будто дитя вьюги, стужи и солнечного сияния», – хотелось сказать девушке, которая давно заприметила Валентина и положила на него глаз.

– Вы похожи на американского актера Эдриана Броуди, – заметила Полина вместо этого. – Видели фильм «Пианист»?

Валентин стеснялся своей внешности – узкое лицо, длинный нос, что хорошего? Пряди длинных волнистых волос, уныло свисающие вдоль лица, придавали ему сходство с печальным спаниелем. А когда он глумливо усмехался, в его лице появлялось что-то дурашливо-козлиное. Надо было бы, конечно, поработать над своим имиджем, но Валентин считал, что не мужское это дело. Или ему попросту не для кого было стараться?

– Я не имею возможности смотреть всякие фильмы, – сухо ответил он, отвернувшись к окну. – Знаете ли, пока еще не купил себе DVD, да и вообще – считаю, это суета сует. Хватает других проблем.

Тут только он сообразил, что некрасиво жаловаться девушке на свои материальные трудности, и сконфуженно замолчал.

– Вообще люблю смотреть старые советские фильмы, например, «Весна на Заречной улице»… – решил он добавить. – Какая советская романтика! Так сказать, любовь без отрыва от производства… Все работали только на государство, восстанавливали народное хозяйство после войны, осознанно выполняя свой долг. А сейчас… Какие порядочные, патриотичные были тогда люди! Какие честные труженики!

– А как Вам нравится работа в нашей корпорации? – поинтересовалась Поля.

– Да так… Нормально. Коллектив хороший. Хотя всякое, конечно, бывает.

– Да, – проговорила Поля. – Блеск… престиж… помпезность… и при этом едва скрываемое лицемерие, грызня, интриги…

– Вы тоже это заметили? Я думал, мне это кажется, – пробормотал Валентин.

– Увы, это так. Но христианство учит прощать… А кроме того, эта работа дает нам средства для существования, и мы должны ценить это.

Валентин оценивающе взглянул на Полину. Он вдруг понял, что рядом с ним чистая, умная, серьезная девушка. Он хотел бы, чтоб у него была такая сестра.

– А Вы не такая наивная девочка, какой кажетесь…

– Я отнюдь не наивна, – усмехнулась Полина.

Валентину стало вдруг жутко: может, она подослана начальством, чтоб выяснить о нем что-то? А вдруг у нее с собой какое-нибудь подслушивающее устройство? Но, глядя в ее добрые глаза, он тотчас же устыдился этих мыслей.

– Мне порой кажется, что на работе надо мной… подсмеиваются, – произнес он. – Что за спиной говорят другое, нежели в лицо…

– Так бывает со всеми и всегда. А Вы не ведите себя инфантильно… Не показывайте себя жертвой, чтоб не провоцировать хищников. Не обращайте на них внимания, думайте только о работе. Старайтесь быть как все. Порой, чтоб добиться своих целей, приходится идти на уступки коллективу, показывать, что вы не гордитесь. А главное – относитесь ко всему с юмором, с улыбкой! Наблюдайте за этой офисной жизнью как бы со стороны.

Валентин с досадой поморщился. Он знал и так эти расхожие истины.

– Как вы думаете, почему у вас за спиной ведут пересуды? – продолжала Полина.

Валентин ответил стихами своего любимого Константина Бальмонта:

– Конечно, я не обращаю внимания на этих злопыхательниц, неотесанных колхозниц в женском коллективе, в котором работаю, – добавил юноша. – Все разговоры у них про варенья и соленья… Тоска, конечно. И они чувствуют, быть может, подсознательно, что я их презираю. И это является причиной их злобствования. Но для меня гораздо важнее мое творчество… мои научные статьи…

– А что за статьи Вы пишите? – оживилась Полина, печально качавшая головой.

– Например, сейчас я пишу «Созвучие мистических мотивов в творчестве Лермонтова и Одоевского на примере рассказа «Штосс».

– Одоевский – это тот самый, который писал фантастические сказки и подарил Лермонтову тетрадь с просьбой вернуть ее исписанной? Читала, читала его… Как интересно!

Валентин, приятно пораженный эрудицией девушки, с интересом взглянул на нее.

– А где Вы учились, Валентин? – спросила Поля.

– В Литинституте имени Горького, на отделении поэзии.

– Правда? Я тоже, только на художественном переводе… Но я вас там почему-то не встречала.

– Я недоучился, – мрачно пояснил юноша. – Был исключен за пьянку… и за потасовку с одним негодяем.

За то, что я едва не убил препода – сукин сын приставал к девушке, в которую я был влюблен, добавил Валентин про себя.

Они остановились на перекрестке.

– Прочитайте что-нибудь из Ваших любимых стихов, – попросила вдруг Полина.

– Извольте. Стих Светы Литвак, называется «Летом».

– Потрясающе! Какая прелесть! И Вы отличный чтец! – искренне восхитилась Полина. Валентин, хорохорясь, приосанился. Он почувствовал вдруг, что может быть откровенным с этой девушкой.

– Да… – вздохнул он, решив продолжить свои признания. – К сожалению, хотя я никому ничего плохого не делал, у меня на работе много врагов. Напрямую мне никто ничего не говорит, понимаете? Однако… Едва отвернешься – шепот за спиной. Я же чувствую, что существует какой-то заговор! Или Вы полагаете, что у меня мания преследования?

Валентин ожидал, что Полина назовет его сумасшедшим, скажет, что он все преувеличивает. Однако она лишь произнесла:

– Держитесь. Судьба любого настоящего поэта всегда таинственна и трагична.

– Я хочу ладить с людьми, я сам по себе жизнерадостен, и я пришел к этим людям с открытой душой, но сейчас меня вынудили стать скрытным и подозрительным, как какой-нибудь… Шерлок Холмс.

Полина весело расхохоталась.

– Понимаете, мне уже надоело быть в постоянном напряжении, ощущать себя персонажем какой-то кошмарной компьютерной игры, где не знаешь, кто твой друг, а кто тайный враг, – прорвало вдруг Валентина. – Утешением мне служит лишь то, что… когда в назначенный час придется… когда я… – он хотел сказать «буду умирать», но поправился: – Когда меня уволят с работы… если вдруг… мне будет не жалко расставаться со всем этим. Как писал Лермонтов, «Была без радостей любовь, разлука будет без печали».