Анна Дронова - Избранное

Уязвима я:
урожай собрав,
огради меня
от нечистых трав.

Ты – полынь моя,
лебеда, укроп…
Отгони меня
от болотных троп.

На равнине я
провалилась вдруг.
Отцепи меня
от болотных рук.

Хищной линии
травяной окрас.
Отмоли меня
у болотных глаз.

Не по имени
и не ртом зови.
Отлови меня
по моей любви.

Соловьиная
дармовая трель.
Унеси меня
из моих земель.

Много думаю —
усыпи и спрячь,
хоть угрюма я,
а костёр горяч.

Сердце мечено,
а клеймо свежо.
Обеспечь меня
в смертный час – ножом.

Нить жемчужная —
мой болотный путь.
Обнаружь меня
(а себя забудь).

Смерть осиная —
в родовом гнезде.
Вознеси меня,
возврати себе.

Звукопись – рукопись —
белые чары.
Сердце аукнулось
и застучало.

Знакопись – тайнопись —
тёмные шрифты.
Сердце отмаялось —
в темпе молитвы.

Светопись – летопись —
древние притчи.
С неба наведались
пастыри птичьи.

Цветопись – кронопись —
латы и ладан.
Сердце исполнилось —
в ритме распада.

Клинопись (кланопись).
Племя – за племя.
Долгими ранами
стянуто время.

Стрелами, струнами…
Речь-пантомима.
Устная рунопись,
письма из дыма.

Бутоны открыв остриём,
стоял, головою покачивал,
раскачивал сердце моё,
своей красотой озадачивал.

Он тоньше любой тишины,
он легче ажура паучьего.
Мои потаённые сны
смотрел и украдкой разучивал.

Распяты его лепестки,
крест-накрест упрямо развёрнуты.
По всей сердцевине – стежки:
не сердце ли смолоду вспорото?

Кивала волшебным кивком
его голова белокурая.
Была бы таким же цветком —
не меньше бы я бедокурила!

Он в небо смотрел, а сейчас —
дрожит, опускается, тянется
ко мне, стебельками стучась
в моё человечье беспамятство.

Он с каждой минутой ко мне
всё ближе – сгибается, клонится.
Я тоже верна
весне.
Я тоже больна
бессонницей.

В петле, на узорном стебле —
он солнечный! он обольстительный!
А краше цветка на земле
ни разу – не рвали, не видели.

А с ним – хорошо-хорошо:
в раю не бывает блаженнее!
Не хочется, чтобы ушло
из жизни – такое вторжение.

Не хочется, чтобы увял,
исчез планетарно и массово
его благородный овал.
Цветущий!
Возьми и меня́ с собой.

Я бы гостей твоих – спровадила.
Я бы тебя – часами гладила.

Я бы тебя – ласкала-нежила,
а за окном бы – стужа снежная.

Я бы тебя – касалась пальцами,
пальцев моих – едва касался бы,

точно печатью, всею кожею.
Я бы твои улыбки множила.

Я бы тебе – казалась кошкою,
в мысли-ковры когтями вросшею,

верною, имя твоё урчащею.
Я бы прижалась по-настоящему.

Я бы тебя укрыла радугой,
только тебя часами радуя.

Я бы в твои ладони пряталась,
только тебе годами радуясь.

Я бы в твои ресницы плакала.
Двери бы нам казались арками.

Стулья бы нам казались креслами —
если бы, мой ненаглядный, если бы…

Не станут молитвы – морская пена —
разменной монетой, тебе – заменой.
Не станут обиды – земная сажа —
разменной казною, тебе – поклажей.
В чаду и в печали, всегда и всюду —
с тобою – и есть, и была, и буду.
Не станут обманы – стальные цепи —
заставой тебе – на земле и в небе.

Резное кольцо, колесо ночное —
семижды возлюбленный только мною,
ты знаешь, семижды убитый брат мой:
любовь драгоценна, хотя затратна.

Любишь?
Тогда не плачь.
Вот жертва, а вот палач.

Любишь?
А сам молчишь?
Вот кошка, а вот и мышь.

Любишь?
Чего-то ждёшь?
Вот масло, а вот и нож.

Всюду, любовь моя,
с тобою пребуду я.

Мгновенье – и голову с плеч,
и лента из пряди – наземь.
Хочу ничего не беречь:
ни слова в случайной фразе,

ни вздоха в случайный день.
Щедрее щенков господских —
живущая даром чернь
в своём золотом сиротстве.

Хочу ничего не хранить:
как сумерки в чистом поле…
Тяну паутинную нить,
пряду покрывало боли.

Ни взгляда в случайную ночь!
Разлука, любовь, молчанье.
Нет способа мне помочь.
Нет повода выдать тайну.

Хочу ничего не жалеть.
Щедрее и краше кружев —
тяну паутинную сеть,
пряду мировую стужу.

Ни вздоха в последний раз!
Так спорю, что всё проспоришь.
Не горе, а лишь сарказм,
не я, а никто всего лишь.

В пустой квартире – как в полой глыбе.
Холодно. Что за милость!
Живой оставил, крови не выпил —
в чём я так провинилась?

Ушёл! а ночь – не бывает глубже,
кровь – не бывает слаще…
Я так ждала, чтобы страх наружу
выманил ты, обманщик.

Я так ждала тебя, волком пела,
вьюгой стелила скатерть.
Я так ждала, чтобы жизнь из тела
вычерпал ты, предатель.

Вернись! а вену тебе подставлю —
выпей за нас обоих:
сегодня тебя, голодный и славный,
ужина удостою.

Ушёл! как будто бы я монашка!
В комнате запах мака,
а мне без тебя и глупо, и страшно —
жертве – без вурдалака.

Из глубоких фолиантов
я узнала с юных лет,
что давно сменился Дантов
занимательный сюжет.

С удивленьем и досадой
мне поведал фолиант,
что идёт кругами ада
Беатриче, а не Дант.

Круг за кругом – в полной мере —
всё бессмертие прошла,
но забыть про Алигьери
не сподобилась душа.

В неподвижной круговерти
запинаясь, точно тень,
я узнала, что у смерти
есть последняя ступень.

Шаг за шагом – из столетий
составляя свой сюжет —
я узнала, что на свете
данность есть, а Данте нет.

Что несчитано трагедий
человечьих, а комедий
божьих – разве только след…

Говори, Вергилий: где ж я?
Всяк, входящий за черту,
здесь оставит и надежду,
и заветную мечту.