Олег Беляев - Товарищу Сталину

Затем он стал рассказывать все то, что видел сам в детстве, живя в совхозе, перепрыгнув сразу в относительно счастливое колхозное будущее. Конечно, он умолчал о трудностях, о налогах, о беспаспортном существовании, по своей сути, о крепостных крестьянах красной империи. Хотелось это перескочить, не заметить, попасть сразу туда, в не голодное застойное время, где можно было, несильно опасаясь, украсть зерно из общего гурта, чтобы прокормить свое хозяйство, ходить на работу пьяным, или вообще на нее не пойти, а получить за это лишь моральное порицание. Ну, и конечно, тяжелый крестьянский труд в бездонные, безответные государственные закрома.

Но не скажешь ведь всю правду, вот и выдергиваешь, что получше, приукрашиваешь, как можешь, вот это и называется политика. Ложь – это, а не политика, ложь – это просто ложь.» Политика – грязное дело», вы, наверное, слышали такие слова, стоит сволочь, врет напропалую, а виновата какая-то там политика. А ну-ка попробуй, построй на лжи любовь, семью, дружбу, воспитай детей или построй страну, конечно, какое-то время можно продержаться, но итог всегда один. Вот и вывод простой напрашивается, что лгут временщики, а есть ли таким людям вера?

– Только вера и огромный труд, граничащий с самопожертвованием, приведет нас к счастью, – закончил Егор свою пламенную речь. – Какие будут вопросы?

Дед Еремей в нерешительности поднял руку с желтыми от табака пальцами, желая спросить. Правдин кивнул, давая разрешения.

– Я чаво-то не понял, чаво делать-то?

Сход взорвался смехом, хотя, что нужно делать не понимал никто. Дед сконфузился, услышав реакцию толпы.

– Вопрос совершенно правильный и по существу, всем надо написать заявление о вступлении в колхоз.

– А кто не напишет, если кто несогласный? – Выкрикнул кто- то из толпы.

– А таких быть не может, несогласный тот, кто не желает вступать в колхоз, не желает, чтобы Родина стала крепкой, чтобы ее боялись враги, чтобы она стала счастливой. Значит кто этот человек?

– Враг, – выкрикнул задавший вопрос.

– Совершенно верно, – подытожил Егор, – а что с врагами делают?

Сход молчал, словно набрал в рот воды, словно каждый из них боялся примерить на себя костюм врага.

– Врагов надо бить, – вдруг выкрикнул мальчуган, стоявший в кучке своих сверстников, набаловавшись, они промокли и начинали замерзать, но все же не желали бежать домой.

– Слушайте, что вам ваше будущее говорит, – подвел черту председатель нарождающегося колхоза.

Но даже открытая угроза не торопила людей кинуться в дружеские объятия колхозной жизни, в первую очередь о вступлении написали те, у кого из хозяйства водилась разве только мечта о нем, а также шибко пьющие и вдовы. Те же, у кого была хотя бы чахлая лошаденка да возделанный клин земли, бойкотировали вступление, а без их имущества и умелых рук построить колхозное благоденствие не представлялось возможным. Самый простой и действенный способ, как в Бовском, – всех под нож, но кто же землю будет обрабатывать? Сальский что ли? Значит нужно создать невыносимые условия для их вольной вне колхозной жизни, давить на них всеми возможными способами, включая и физическое силу. Все приходилось придумывать и предпринимать самому, государственной внятной и понятной линии не было никакой, были лишь неизменные пакеты, где ставились задачи по околхозоствлению крестьян. К такому-то числу доля колхозников должна составить столько-то процентов с последующим приростом процентов в геометрической прогрессии.

Порой Егору казалось, с какой бы стороны за проблему он не взялся, она не главная. А какая главная, кто бы подсказал? Попытался обратиться за помощью к Нагорному, но у того было плохое настроение, или по какой-то другой причине первый секретарь младшего надела был очень раздражен: отделывался лишь общими фразами, давая Правдину полный карт-бланш на все его действия. А затем в помощь пообещал прислать партийного работника. «На хрена он мне нужен, – думал Егор, – он, что, из воздуха семена сделает или лошадей нарожает? Знаю, будет совать свой нос во все дела, да стучать своему начальству.» Стало ясно, что помощи ни от кого он не дождётся, и до всего нужно доходить самому, как обычно, методом научного тыка.

Из вступивших в колхоз создали комиссию, которая была призвана произвести перепись сельхозинвентаря, зерна на посев, тягла, включая остальную домашнюю живность, даже включая собак и птицу. Возглавил данную комиссию, как председатель, Егор, секретарем назначили Никиту Скурпуленко, а рядовыми членами Варьку Лоскутову и Тоньку Ершову. Вначале Егор хотел взять в помощники Сашку, но, опасаясь обвинений в кумовстве, отказался от этой идеи, да и Сашка сволочился, не переставая пить. Из мужиков особо достойных колхозников не было, вот и пришлось Никиту Скурпуленко брать, человек он крайне ленивый, угодливый начальству, трепло и лгун. Внешность его описывать не стану, чтобы не заставлять читателя вставать и идти к зеркалу, дабы убедить себя, что у вас совершенно ничего общего с Никитой нет. Вот…

Варька Лоскутова – обычная селянка, с двумя пацанами подростками на руках. Муж ее, Ленька, уж почитай, как лет восемь ушел на заработки в город и сгинул, не прислав ни единой весточки иль какого-нибудь рубля из заработанных денег. Может, где сложил свою буйную голову, а может сбег от жены и детей, чего не знаем, того не знаем. Вот потому врать и сочинять не станем. Про Тоньку Ершову знаем и того меньше, баба как баба, бог ее детьми не наградил, зато наградил мужем, шибко пьющим и бьющим ее почем зря. Вот так зарождалось то, что в скорости назовут эффективным сельским хозяйством.

Комиссия, как группа заговорщиков, работала над планом обхода села и возможных уловках по укрывательству имущества и способах недопущения таковых. Первыми комиссия навестила самых зажиточных крестьян, хотя подобный визит был неожиданным, но последние годы приучили всех немножко припрятывать, не договаривать и не показывать все. Управившись за несколько дней с нелегкой задачей, Егор принялся анализировать результаты. И как обычно бывает, результаты оказались не очень впечатляющие, да к тому же все, что так необходимо было колхозу, принадлежало частникам, а в колхозе был лишь длинный язык Скурпуленко да босые Варькины дети, негусто правда? Но у Егора было самое главное и неоспоримое преимущество – он был властью, а по сему мог такое сотворить с любым, что любо дорого.

Все, чье имущество обязательно должно перебраться в колхоз, были приглашены на собрание в колхозное правление, туда, где раньше был красноармейский штаб. Форма приглашения была такова, что не явиться было практически невозможно. Очередная пламенная речь председателя с перечислением преимуществ коллективного труда нисколько не тронула присутствующих, не было ни оваций, ни одобрительного гула, а было недоверие и тревога в глазах.