Олег Беляев - Товарищу Сталину

– Ты что ж, Макар, по семейным обстоятельствам, на свадьбу верхом едешь?

– Зачем же верхом, сани заложу, с женой и дочкой старшей, все чин по чину.

– С женой говоришь, тебе правление разрешило воспользоваться только колхозной лошадью, о санях в заявлении ничего нет. Впрочем, две единицы колхозного имущества с одного двора отпускать все равно не полагается. Таков порядок!

– Что-то больно порядок непонятный, – ответил Макар. – И что же мне делать?

– Ну, во-первых, о порядках и законах не для твоего ума рассуждать, здесь люди тоже не дураки думают. А по саням сходи к Ваньке косолапому, пусть он напишет нам заявление, чтобы тебе выделили сани, находящиеся у него на ответственном хранении.

Эта путаница, которую почему-то называли порядком, ввергла Макара в полное уныние, но ради того, чтобы попасть к кумушке на свадьбу, он готов был пройти все круги ада, особо не подвергая сомнению надобность этих адовых кругов.

Спустя неделю со дня обращения в колхозную вертикаль, желание Макара исполнилось, ему еще повезло, что по какой-нибудь причине рассмотрение его просьбы не затянулось, и он не опоздает на гуляние.

Жена и дочь уже вышли из хаты, чтобы устроиться в санях, как у калитки вдруг появилась комиссия в полном комплекте ее членов. Данную новую комиссию по отпуску и приему колхозной собственности, выдаваемой в кратковременное пользование колхозникам, возглавлял, как обычно, Скурпуленко с незаменимыми Лоскутковой и Ершовой.

У Макара душа екнула и сжалась, предчувствуя что-то неладное. Он представил залихватские пляски, подогретые горилкой, которые могут пройти без него.

– Лапотько, – фамильярно, небрежно обратился Микита, – я забыл тебя предупредить, что делаю незамедлительно. Перед использованием колхозной собственности, комиссия обязана осмотреть выдаваемую тебе нашу общую колхозную собственность, чтобы при приеме можно было определить, не нанесен ли ущерб колхозу. В случае причинения вреда ты должен будешь возместить ущерб в трехкратном порядке.

После этих слов у Макара с души свалился камень. Есть все-таки Бог на свете! Подумал он, представляя себя танцующим в присядку вокруг любимой кумушки.

Комиссия внимательно осматривала лошадь, подковы, заглянула в рот, пересчитывая зубы, подняла хвост, словно убеждалась, что количество отверстий соответствует физиологии животного. Также внимательно были осмотрены сбруя и сани. Скурпуленко особо отметил, что сани хороши, так как полозья подбиты железом. Он вытащил из сена, лежащего в санях жесткий стебель полыни и, очистив его от веточек, замерил им толщину металлического полозка.

– Вот, видишь, Макар, толщину полозьев? При сдаче комиссия, проверит, будет тоньше отмеренного, оштрафуем, – и сунул мерку себе в карман. – А это чей тулуп колхозный?

Словно издеваясь, спрашивал глава комиссии, указывая на посланную в санях ношенную, но до сих пор еще добротную вещь.

– Нет, это не колхозная, это моя личная, – стал оправдываться Макар, – я эти шкуры купил давно, и задорого, а сколько скорняку отдал…

– Ладно, ладно, хватит меня жалобить. И откуда вы беретесь такие жадные до частной собственности? «Моя личная». Проверим, если что, оштрафуем. – Отчитал нерадивого колхозника Микита.

Макар был согласен на все, готов был оплатить любой какой-нибудь штраф немедленно, лишь бы наконец ехать на гулянку.

Свадьба удалась на славу, совершенно стерев все неприятности, связанные с разрешениями и прошениями. Уже не казался беспорядочным порядок, который установили местные власти. Да и мужики делились, что с Микитой можно завсегда договориться… Поллитровка – не такая уж большая плата за нужное и быстрое решение. Кто же с этим не согласится?

Пока Скурпуленко разрывался между необходимостью точно соблюдать установленный порядок и такими манящими и вполне конкретными поллитровками, председатель колхоза был занят новыми проблемами. Вышестоящее начальство решило, что деревня Верхняя Успенка и хутор Шмальского поселения – неперспективные, потому должны войти в состав правдинского колхоза Путь Ильича.

Еще со своей прошлой жизни Егор помнил, что чуть ли не в каждом районе всех областей Союза был свой Путь Ильича. Казалось, что эти все пути, как маленькие притоки, должны были сливаться в одну большую мощную реку, неся на себе колхозное и совхозное счастье крестьян. Но по чьей-то злой воле реки не получалось, и Ильечевские пути, словно лебедь, рак и щука, тянули в разные стороны. Причиной такого течения дел были руководители этих самых путей, там, где был толковый мужик, дела обстояли вполне сносно, а бывали откровенные дураки и пьяницы. Походить на последних Егору совсем не хотелось, с пьянкой все гораздо проще, не пей и никто пьяницей не назовет, а вот ошибки, просчеты, могут быть у каждого, дело-то новое, неизведанное, того и гляди приклеят ярлык. Пусть бы сами попробовали, посмотрел бы на них, безгрешных, впрочем, нельзя же любому доверить руководство государ…, а как же каждая кухарка? Ведь все-таки путь? Ну эти, эти яйцеголовые философы, мать их так, запутали все, что куда бы ты не ступил, обязательно вляпаешься в…

Лошадка уныло тянула сани властного винтика в Верхнюю Успенку. От мысли собирать собрание и митинги Егор отказался, осознав их неэффективность в данное время, людям необходимо было ломать сознание, а ломать по одиночке – дело более легкое и надежное. Стоя в толпе, ощущая плечо соседа и дыхание в спину, решимость несколько крепче, если ты не последний трус. Но если ты один, в одних подштанниках, а перед тобой все веские доводы не в твою пользу, да и плечо никто и не подставит, тогда по неволе замандражируешь. Кроме того, дворов раз два и обчелся, перед кем тут шапку ломать?

Подъезжая к одному из таких дворов, Егор мог безошибочно определить, сторонник ли колхозной жизни здесь живет, или его тайный или явный враг. Если изба была неказистой, с облупленными и небелеными стенами, ветхая или вовсе отсутствующая ограда двора, с не чищенной от снега, утоптанной тропинкой к дому – с полной уверенностью можно было сказать – колхозная душа у здешнего обитателя. Если же дом бревнышко к бревнышку, с резными ставнями, полисадничек с кудрявой сиренью – от таких и жди недовольства да вопросов, неудобных и злых. Мол, в чем моя польза? Мне мол и так не худо. Что ж на таких жизнь положить, объясняя всю их огромную выгоду. А впрочем, что можно объяснить человеку, когда ты его обдираешь как липку, можно только врать. Но ведь это все необходимо, чтобы построить то, что человечество в будущем назовет самой лучшей моделью общества. Эти размышления, в который раз, больше походили на уговоры самого себя, нежели как на констатацию факта.