Дмитрий Гавриленко - Холуй и императоры. Вне жанров и без героев

Но и бочка меда есть – вот она передо мной, да и позади меня. Видел бы кто тебя поздней ночью после того, как уменьшается поток машин и шум шин вязнет в тумане! Высокий свет сохраняет видимость, а недостатки твои скрыты. Ты выглядишь волшебной рекой, у которой два параллельных течения. А то, что по берегам твоим не репейники, а возделанные огороды, разве не украшает тебя? Темнокожая леди в далекой стране своими руками сделала вместо цветника возле Белого дома огород. У неё, правда, были помощники. А моя соседка без помощников ухаживает за землей так, что у нее ни одной лишней травинки или соринки. Разве это соседство неприятно тебе, высокоскоростная магистраль?

ДВУСТВОРЧАТАЯ КАЛИТКА

Я дошел до соседского огорода, и мне показалось, что не способен больше ни на что. Костюм-то свой снял – все равно спина была мокрой от пота. Трикотажная сорочка давала возможность телу дышать, но вместе с воздухом легко пропускала и солнечное тепло. Часы показывали половину двенадцатого. Я решил передохнуть и сел на насыпь напротив калитки. Бывая тут по многу раз, я как-то не обратил внимания на то, что калитка у соседки двустворчатая. Обычно стараются проще сделать, лишь бы надёжно. Только б воришки не лазили в огород, зверьки прожорливые не шныряли. В деревне, если девушку распочнут, калитку снимали с петель, и как бы тяжела она ни была, относили куда подальше. Ищи потом до самого вечера. Все видят: сосуд с вином вскрыт. А если бы все делали двустворчатые калитки? Сосуды с вином вскрывались бы, никто об этом не знал. Двустворчатую калитку не так-то просто снять, тем более куда-нибудь отволочь.

Соседка имела огород, в десятки раз превышающий мой. Я слыл бедняком – она вела кулацкое хозяйство. Помимо картошки, у нее росли помидоры, огурцы, патиссоны, капуста и перец. Из ягодных кустарников почти ежегодно плодоносили черная и красная смородина, не менее трех сортов крыжовника. Я ни разу не видел, как она сажает картошку. Старался посадить пораньше в надежде, что всходы не угодят под заморозок и у меня будут ранние клубни. Ее поздняя ботва обычно развивалась хорошо, догоняя мою, а в междурядьях, как всегда, ни травинки. В общем, это огородная хлопотунья. Не зря она была награждена в совхозе орденом. Гляжу на калитку и вижу её загорелые руки, одинаково сноровистые, – что правая, то и левая.

И как это я раньше не обратил внимания на то, что калитка у нее двустворчатая. Один раз суматоха случилась, никто ничего не понимал. Кто-то поджёг среди бела дня ее сарайчик. Поджёг умело, распылив сначала в нем какое-то химическое вещество. Пламя взметнулось до неба, объяло сразу всё ближайшее деревце и так же быстро уснуло. Я успел сходить за водой, но от сарайчика уже остались листы железа да гвозди. Деревце с тех пор торчит безлиственным стволом. Если раньше здесь глаза радовались, то теперь мрачный остов чернит душу. Кто-то как будто почувствовал избыток кислорода и обуглил зеленый шатер. Женщину обидел, хотя она внешне осталась равнодушной. Я в тот день через калитку к ней прошел так, словно и вообще не было калитки. Всё взбаламучено пожаром. Мелочи жизни жадно пожирались им.

Во второй раз день стоял вовсе не суматошный. Я пообещал ей поставить новый сарайчик и пришел посмотреть, какой материал для этого имеется. К моему удивлению, у нее в запасе оказались неплохо сохранившиеся брусья и доски, вполне пригодные для каркаса. Нашлись шалевки для боковин и кровли, а в ржавой баночке гвозди. Я принес недостающие инструменты, тотчас принявшись за работу. Возле места, отведенного под застройку, наливались кочаны ранней капусты и метелились кустики щавеля. Ограда участка плотная – зайчонку не проскочить.

Времени лишнего ни минуты, но хотелось не уступить той добротности, что уже прижилась здесь. Хозяйка допалывала грядку, выставив загорелые икры на солнце. Я копал её лопатой ямы для брусьев, которые можно было использовать вместо столбиков. Они из осины, называемой в научных книгах дрожащим тополем. Листва, круглая, как монета, дрожит даже без ветра, пугая мелких птах. Древесина прочная и не боится влаги. Осина – мать подосиновиков и лисичек – любит влажные места, и это пристрастие закалило дерево. Я вкапываю столбики и думаю о том, что они способны пережить хозяйку. Кровлю сделал с необходимым для стока воды наклоном. Шалевок хватило и для обшивки боковин. Когда я накрыл сарайчик, оказалось, что осталась еще уйма материала, мне пришлось помочь его складировать. Но, проходя в тот день много раз через калитку, я опять-таки не обратил на нее никакого внимания. Мысли были заняты сарайчиком да время от времени я поглядывал в сторону хозяйки. Порой хотелось спросить о постройке её мнение, чтоб она не пеняла потом на качество. Она увлечённо воевала с сорняками и, казалось, ничего окрест не видела. А потом похвалила меня и сказала спасибо. Я опять прошёл через калитку, и кажется, распахнулась лишь одна створка. Подумал тогда: широки врата, ведущие в погибель. Ныне вижу, что калитка скорее напоминает ворота. Тройка, конечно, в них не пройдёт – на одной лошади можно проехать, если распахнуть обе створки.

Земля, на которой я сидел, каким-то чудом сохраняла среди жары прохладу, и мне захотелось прилечь. Сказалась физическая усталость и предшествующая ей нервотрепка. Я прилег на бок и тотчас забылся чистым, хотя и неспокойным сном. Снилась мне магистраль, такой, какой я её только что видел. Но странное дело: кто-то словно сгруппировал потоки машин. В одну сторону шли BMW разных моделей, включая легендарный автомобиль 6-й серии с четырехдверным купе. Следом – Volkswagen Jetta бежевого цвета, знаменитый четырехдверный Mercedes-Benz. Им наступал на пятки, сигналя, джип Toyota. Уверенно мчались Mitsubishi с причудливым трехугольником, в который ухитрились вместить три красных ромба, приземистый Ford Mondeo, Audi с четырьмя дружески обнявшимися кольцами и неизвестно откуда взявшийся пикап-афроамериканец Hummer. В другую сторону, рядом со мной, нескончаемо перли Волги, Газели, Нивы, Автолайны, Валдаи, Баргузины, Жигули, Москвичи, УАЗы – работяги с двумя ведущими мостами и даже задрипанные Запорожцы, словно очнувшиеся от многовековой спячки динозаврики. Вдруг остановились возле меня не первой свежести Жигули. Я заметил: машина попадала в аварии, ее чинили, и снова она с прежней настырностью колесила по просёлкам и магистралям. Дверца распахнулась – с водительского сиденья передо мной предстала женщина, которую я когда-то безответно любил.

– Привет, – сказала она. – Как твоё ничего?

– Привет. А твоё как?

– Кручусь-верчусь белкой в колесе.

– Почему не муж за рулём?

– Приказал долго жить. Пьянка доконала. А твоя половина?

– Вкалывает, как и ты. Про любовницу не будешь спрашивать?