Ольга Аникина - С начала до конца (сборник)

О том, куда делся муж дочери, Саня старалась не говорить. Да никто и не выпытывал. Хотя соседкам очень хотелось. Особенно хотелось расспросить Саню о том, почему она с семьёй приехала именно в Петербург, а не в какую-нибудь деревню Александровские Зори, где всегда нужны доярки и фермерши.

Поначалу сотрудницы улыбались Сане, старались её растормошить и вызвать на откровенность, а потом уже и перестали обращать внимания на её чудачества. Неприлично лезть человеку в душу.

Только Сергей Сергеич, Лёша, менеджер Лена и бухгалтер знали о том, что у Сани были проблемы с разрешением на работу. И что трудится она вместо Лены, которая ушла в декрет, но, если судить по бумагам, Лена никуда не уходила. Маленькая бухгалтерская хитрость и согласие обеих сторон, и вот уже Лёшина тётя работает на стойке у телефона, деньги идут на Ленину карточку, но Саня ежемесячно подъезжает к Лене за оговоренной суммой. Сумма меньше официальной зарплаты, но Саня рада и этому.

Может быть, если поискать, постоять в очередях и пообивать пороги, Саня бы нашла себе что-то получше и постабильнее. В «Автошике» знали, что у Сани высшее гуманитарное образование, но о диссертации по Бёрнсу не знал никто, да и слава Богу. Лишнее это всё.

Хорошо, что пошёл снег. Декабрь уже, хватит сырости, а то всю осень мы прыгаем через лужи. И темно весь день, но какая разница, если внутри вообще никогда не светло. Если такая тишина вдруг попалась в руки, что только и заботы, чтобы держать эту тишину и не уронить. И жить с оглядкой на неё. Дома – молчать о самом важном, а на работе – вообще молчать. Невеликая цена за жизнь, если уж совсем честно. Молчишь и молчишь. А что до очередей и бумаг, что до этих длинных чиновничьих столов – то это просто такое упражнение. Отжимание гордости. Сходила за справкой – отжалась. Сбросила полкило. Доказала, что имеешь право жить здесь ещё год. И работать, спасибо Сергей Сергеичу. И Лёше, конечно, тоже спасибо. Вот и у внучки в свидетельстве о рождении теперь будет написано: «Санкт-Петербург». Зять проклянёт, а внучка всё-таки, может быть, вырастет и вспомнит бабушку. И доброе о ней скажет. Хотя – кто знает, что она там скажет. Может, забудет. Словно и не было на свете человека, который когда-то копался в литературных переводах, а теперь тупо тыкает в кнопки корпоративной телефонной трубки и пытается изображать сотрудника фирмы. Отпечаток, не человек. Луковище, одно слово. А всё равно – не умрёшь вот так просто. Не пускают. Да и рано ещё.

Снег повалил щедро, по-зимнему. Забелил крыши машин, превратил их в гладкие гипсовые слепки, в безликие заготовки на полках ленивого скульптора. Сергей Сергеич вышел из здания, потоптался возле своей «мазды», подумал и повернул в сторону метро. В подземке сухо, а сегодня ещё и быстрее, чем на колёсах.

Грядёт совещание директоров, подведение итогов года. Луковище в январе всё равно придётся увольнять. Вернее, сказать ей, что её услуги больше не нужны. Даже не потому, что она не справляется. Просто колл-менеджер Лена собирается вернуться на работу. Непонятно, что там творится у Лены в семье, да и Сергей Сергеичу это безразлично, но, если работник готов приступить к своим обязанностям, несмотря на декретный отпуск, директор не имеет права препятствовать. Лене тоже нужны деньги, и она ни в чём не виновата.

А вот Сергей Сергеевич виноват. Он не может понять, в чём его вина, но уже несколько дней нет ему покоя. Что-то такое ноет и свербит внутри, от чего приходится отмахиваться, выкручиваться и заставлять себя искать во всём позитив, но с позитивом у Сергей Сергеича плоховато получается. Особенно когда в голове вертятся мысли о Сане, о Лене, об этом проклятом Лёше, будь он неладен. О том, что заварушку устроил кто-то там, наверху, а разгребать придётся ему, Сергей Сергеичу. Так же, как разгребают снег вокруг напрочь занесённого и заледеневшего автомобиля.

Хорошо, что завтра обещают конец снегопада. Может, снег растает сам. Хотя в этом тоже нет ничего хорошего – до самого Нового года мы снова будем прыгать через лужи. Прыгать, скользить, поддерживать друг друга и говорить – спасибо. Поддержали – спасибо. Не вышло – тоже всё в порядке.

«Это не зов, не приказ, даже не приглашение. Вы можете пойти, а можете и не пойти. Вы можете просто слушать друг друга, сидя в разных углах зала – и связывает вас только взгляд.

Когда вы идёте в паре под музыку, делаете “квадрат”, “крест” или “сэндвич”, вы одновременно и принадлежите себе и не принадлежите. Партнёрша слушает партнёра всем телом – не ушами и не корпусом, а каждым волоском на коже, она расслаблена, она доверяет. Партнёр не просто управляет дамой, потому что дама не аппарат, чтобы ей управлять. Мужчина – само сердце нового существа, которое называется парой. Он ветер, а партнёрша – шлейф.

Контакт должен быть максимальным. У вас соприкасаются грудь и головы, ноги тоже время от времени касаются друг друга – чувствуют! Не бойтесь друг друга, это самое главное – не бойтесь…»

Мои подопечные танцуют. Ноги, спины, плечи, наклонённые к партнёру «домиком». Гардель поёт о «далёкой земле своей», на которой он хотел бы умереть, и о том, что лошадь, на которую он ставил, отстала от фаворита на одну только голову. Маленькая эстрада с более-менее ровным полом, в закутке парка, на дальнем краю платановой аллеи. Август, сезон перевалил за середину. За короткий двухнедельный отпуск нельзя научиться танцевать аргентинское танго по-настоящему, но можно вдохнуть его хмель и чуть-чуть, понарошку, опьянеть. Вообразить себя завсегдатаем маленьких портовых милонг. Несерьёзные отдыхающие, не знающие, как убить время вечером, приходят сюда слушать старые ритмы, гитару и бандонеон, чтобы потом пойти по набережной, в одиночку или с кем-то вместе, в смутной тоске, которая легко забывается. По сути, неважно, умеете ли вы танцевать. Проводить? Ну, разве что до набережной. Что ж, проводите.

В это время суток работающие горожане обычно идут домой, а курортники – снова, в который уже раз за день, к песку и воде. На светлой песчаной полоске тоже происходит своя жизнь. Чебуречник тащит на немноголюдный уже пляж эмалированное ведро, в нём киснут жаренные в масле огромными пластами теста с подобием фарша внутри – и всё это пахнет цыганщиной и разгильдяйством. Парочка пьёт дешёвое вино из пакета, женщина откинулась на пластмассовом шезлонге, положив руку на песок ладонью кверху. Мужчина в светлой рубашке сидит рядом и льёт в одноразовый стаканчик красное сухое цвета шоколадной космеи.

Праздничный дух летних курортных городков – не для местных жителей, мы ему подыгрываем, мы его аккомпанемент, а танцующие – это вы, да-да, вы, но танцующие уходят, а музыка остаётся, она продолжает звучать даже тогда, когда ни одна пара не выходит в салиду. Что вы говорите? Нет, спасибо. До свидания, нет-нет, не стоит, послезавтра встретимся на занятии.