Ак-Патр Чугашвили - Тяготы быстротекущей жизни…

– Ну,…в общем…, но для этого мне надо как можно раньше уволиться, а для этого необходим…?

– ?!

– Дембельский аккорд. Вот я и спрашиваю тебя – не хочешь ли ты…

– Не хочу.

– Ммм. Жаль. Не говори потом, что я тебя не предупреждал.

– Мне показалось, или я услышал скрытую угрозу в твоих словах?

– Что ты, что ты, я? Угрожаю тебе? Шутишь…

В казарму влетел растрёпанный салобон, не говоря ни слова, он протянул Николаичу пакет, и также молча побежал к выходу.

– Стоять! Сюда иди!

Салобон покорно развернулся, и подбежал к Николаичу.

– Ты из какого взвода?

– Из второго.

Николаич ловко пнул салобона в пах, тот согнулся, и схватился за ушибленное место.

– Когда обращаешься к старшему по званию, принято называть это самое звание, итак, ещё раз. Ты из какого взвода?

– Из второго, товарищ старший сержант.

– Воот, уже лучше. Ты кого – нибудь видел? Там, где ты взял этот пакет?

– Неа… товарищ старший сержант!

– Руки подними! Выше! Выше!

Салобон поднял руки, и прикрыл ими лоб, в ожидании удара, называемого «лосем». Николаич второй раз пнул его в пах.

– Надо говорить «никак нет, товарищ старший сержант!». Ты понял, душара?

«Душара» корчился на полу, тихонько подвывая от невыносимой боли. Николаич присел рядом, вставил в рот сигарету, щёлкнул плачущего духа по уху, и отрывисто сказал: спички давай!

Салобон протянул ему замусоленный коробок, Николаич несколько раз попытался зажечь спичку об засаленный чиркаш, попытка не удалась, коробок полетел в мусорное ведро. Николаич раздражённо пнул лежащего сапогом в бок – вставай, не так уж тебе больно.

Салобон поплёлся к выходу.

– Стоять! Ты куда?

– ?!

– Иди в туалет, на фишку встань, увидишь офицеров – кричи! Понял?

– Понял!

– Бля, я тебя грохну сейчас, как надо отвечать?

– Так точно, товарищ старший сержант!

– Иди отсюда, бестолковый!

Николаич поставил пакет на стол в канцелярии, Мох подошёл к пакету, и протянул к нему свои ручищи, Николаич мягко отвёл его руки в сторону.

– Ещё не время, сейчас Шишкин подтянется, Кот, Родич, тогда и начнём.

Деды собрались после отбоя, Родич сонно оглядывал присутствующих, и уже начинал клевать носом, глаза Шишкина блестели в предвкушении пьянки, он истерично подсмеивался, и потирал руки. Кот равнодушно смотрел в окно. Мох мрачно глядел в потолок. Николаич ловко разорвал пакет, выставив на всеобщее обозрение кремовый торт. Шишкин недоверчиво смотрел на Николаича, Кот ехидно улыбался, Мох по – прежнему смотрел вверх. Николаич радостно, и заразительно рассмеялся, Шишкин мгновенно растерял привычную вальяжность, и отчаянно заикаясь, заговорил – эт… этто чтто такое? Ты …чё? Што за дебильные шутки? Ни… ни-колаич?

Николаич продолжал смеяться – ну и рожи у вас…«Маски – шоу» отдыхают!

Шишкин порывисто встал, отшвырнул стул, и быстро вышел из канцелярии. За ним вышел Кот. Мох мрачно смотрел на Николаича.

– Ну, чё? Нашёл стукача, интриган хренов?

Николаич сунул указательный палец в то место на торте, где крема было больше всего, вытащил и быстро сунул Мху под нос – слизни!

Мох брезгливо прищурился – пошёл ты…

Николаич закружился по канцелярии, фальшиво напевая – Lick it up, lick it up baby… – он неспешно приблизился к спящему Родичу, и кремом нарисовал ему густые, белые усы – вай, вай, вай, какой сладкий джигит, так бы и облизнул, он просто душка! Родич, проснись!

Родич с трудом разодрал мутные глаза – а?

– Иди спать!

– А… ага…

Оставшись вдвоём, сослуживцы некоторое время молчали, затем Мох неспешно сказал – меня перестали в караулы ставить, завтра дневальным иду, за тридцать дней до приказа…

– А я – дежурным по роте.

– Как будешь стукача вычислять, Пинкертон?

– Есть у меня мыслишки… Завтра покумекаем, давай дрыхнуть…

Проходя мимо тумбочки дневального, Мох щёлкнул по носу здоровенного духа Амфалова – соберись сучёныш, я завтра заступаю, а это значит, что ты в наряде и сегодня и завтра, понял? Будешь въёбывать до тех пор, пока твои закалённые сибирскими морозами полупопия не задымятся…

Подъём сопровождался массовой беготнёй офицеров по казарме, слышались возбуждённые голоса, крики и ругань. Опухший спросонья Мох спросил у дневального – что за хай?

– Говорят, Шишкин повесился…

– Што? Мать твою…

Из туалета вышел Николаич – слыхал?

– Да… я знал, что он алкаш,…но… чтобы из – за этого вздёрнуться… это…

– Рота! Строиться в спальном помещении!

Старший прапорщик Хобосев нервно ходил вдоль строя, ожесточённо пожевывая правый ус, и смачно харкая себе под ноги, временами он резко останавливался, громко выкрикивал слово «сучища!», затем продолжал хождение. Прошло несколько минут, прежде чем он заметил стоящих по стойке «смирно» солдат. Выплюнув изо рта обильно обслюнявленный ус, он сделал шаг вперёд, ткнул указательным пальцем в грудь Мха, и громко прокричал – Ты! Выйти из строя!

Мох неспешно вышел на два шага вперёд. Хобосев подошёл к нему вплотную, и уставился прямо в глаза старослужащего, повисло напряжённое молчание.

– До тех пор, пока тебя сюда не перевели, здесь был нормальный коллектив… да – да, нормальный, уроды есть в любой семье, но ты… ты… ты хуже гнуса… знаешь, что такое гнус? Это такая мошкА мелкая, лезет в глаза, в рот, в уши, от неё нет спасения, вот ты и есть этот гнус! Как только ты появился, всех старослужащих словно током ёбнуло, и до сих пор не отпускает. За всеми пьянками, за всеми залётами стоишь ты! Говори! Что вчера произошло? Почему повесился Шишкин, не какой – то там душара зачмырённый, а человек, которому до дембеля оставалось пара месяцев? А?

– ?!

– Ты его обвинил в том, что он стукач? Угрожал ему? Признавайся! Молчишь? Я всё равно узнаю правду… Тебе не отвертеться,…Что я скажу его родителям? А? Ты об этом подумал? Ты думал об этом? Мразь ебаная, в глаза мне смотри! Ну, сука, я тебе обещаю, ты у меня вместо дембеля отправишься на дизель! Понял? Я спрашиваю – ты меня понял?

Мох молчал, равнодушно глядя сквозь распсиховавшегося прапорщика.

– Ладно. Разойдись!

Солдаты быстро, и с облегчением покинули спальное помещение. Николаич подошёл к стоящему на взлётке Мху, игриво помахивая ключами на цепочке, и радостно напевая – «Гудбай мой мальчик, гудбай мой миленький, твоя мошонка уезжает навсегда…», едем в дизель, товарищ солдат? Счастливого пути! «Мальчик хочет в дисбат, и чики – чики – та, мальчик хочет в дисбат». Ауффидерзеен!

– Йа-йа, го фак ёселф плиииз!

– Ооо! Шпрехен зи дойч? И за что он в тебя такой влюблённый? Я намного симпатичнее, а Шишкин… прошу прощения – покойный Шишкин, вообще красавец по сравнению с тобой… Поделись информацией – почему Хобосев именно на тебя точит шишку, чем ты его так возбудил?