Мария Фомальгаут - Половина полуночи

Мечта восхищенно ахает. Но с каплей притворства, все-таки она о другом мечтает, мечта моя…

А вот мечты мои… вот, посмотрите, все как на подбор…

Смотрю.

Не верю своим глазам.

Но…

– …это вот я мечтал по молодости Египет увидеть, это вот дом хотел построить… это вот жениться хотел, не так как сейчас молодые женятся-разбегаются, а на всю жизнь…

Еле выжимаю из себя:

– Но… они мертвы.

– А ты как хотел? Мечты-то осуществились уже, вот и всё… отжили свое, сердечные…

Молчу. Здесь нужно что-то сказать, знать бы еще, что.

– Ну, все, давай теперь твою мечту осуществлять будем…

Вздрагиваю:

– Нет.

– Чего такое?

– Нет. Не надо.

Парень, ты еще долго будешь на мечту свою смотреть? Вот чесслово, вот на дух таких не переношу, которые по тридцать лет сидят, на мечту свою смотрят, ах, потом, ах, завтра, ах, с понедельника… а потом бац, жизнь пролетела, а что, а как, а почему… а всё…

Обнимаю Мечту.

Свою, единственную, любимую.

– Нет.

Обнимаю Мечту.

Опускаю занавески в комнате, остаюсь наедине с Мечтой, зарываюсь носом в её волосы, ласкаю её кожу, мягкую, упругую, вдыхаю запахи Мечты, запахи Атлантиды, бесконечно далекой…

– А этот человек чего говорил про меня?

– Да… ничего.

– Ну как ничего, ну говорил же он…

– Да… ерунду всякую…

Целую свою Мечту, руки, волосы, плечи, струящееся платье скользит на пол…

Вот это Мечта, вот это я понимаю, всем Мечтам Мечта…

Оборачиваюсь. Узнаю господина Такого-то, он меня не узнает, обнимает томную даму, приговаривает:

– Всем мечтам мечта… это ж надо придумать, салон красоты открыть! Правильно рассуждаете, красота мир спасет… человек должен тем заниматься, что у него получается лучше всего, это я всегда говорил… а то вон жена моя бухгалтером работала, потом бросила это дело к черту, ненавижу, говорит… Я ей – а чего вообще на бухгалтера шла? А родители заставили… ну-ну… Благоверная моя одежду шьет, вообще зашибись, а они её в бухгалтера… сейчас ателье своё открыла… Так что я всегда говорю, мечта – это дело такое… важное…

Томная дама смущенно краснеет. Берет под ручку свою мечту.

– А давайте вашу мечту… осуществим?

– Ой, ну что вы, ну вот так, прям сразу…

– А чего ждать? Так и всю жизнь прождать можно… Вон, ходит человек, всю жизнь над мечтой своей трясется, так и не воплотит никогда… в жизнь…

Это он про меня.

Даже не вздрагиваю. Иду домой. К своей мечте. Сегодня я ей цветов купил, редкие цветы, говорят, их из самой Атлантиды привозят.

Спешу домой. Забиваюсь в автобус, над головой хрипит радио, слышу знакомое слово, – Атлантида.

Прислушиваюсь.

Не понимаю.

Что значит – тайфун, что значит – ушла под воду, так не бывает, так не может быть, так…

Оборачиваюсь, натыкаюсь на холодные взгляды. Ищу поддержки сам не знаю, у кого.

– Так это что получается… в Атлантиду… не поедем больше?

Люди фыркают.

– Ишь, размечтался…

– И сто лет не ездили, и еще столько не поедем…

– Выдумал тоже…

Выбегаю из автобуса, чуть не поскальзываюсь в весенней жиже, бегу к дому…

Звонок надрывается под моими пальцами.

Тишина в квартире.

Ключ не слушается, не попадает в замок.

Открываю.

– Мечта!

Первый раз зову её по имени.

– Мечта!

Легкий запах духов.

И всё.

– Работа непыльная…

Вздрагиваю. Если говорят – работа непыльная, значит, что-то ужасное готовится. Не иначе.

Сержант смотрит на меня. Испытующе.

– Стрелять-то умеем?

– Обижаете. Как не уметь-то?

– Вон… – палец сержанта указывает на флюгер покосившегося дома на холме.

Целюсь.

Стреляю, ружье больно долбится мне в плечо, отступаю назад.

Пуля царапает черепицу.

– Нда-а, на троечку…

Сержант презрительно сплевывает.

– Да вы погодите, я сейчас… пристреляюсь…

– И долго ты пристре…

…флюгер слетает, сбитый моим выстрелом.

– Ай, молодца…

Улыбаюсь.

– Рад стараться.

– Откуда такой будешь-то?

– Из Самары я.

– Ой, Самара-городок…

Подхватываю:

– Беспокой-на-я-я-…

– Чш-ш-ш!

Сержант поднимает палец, прислушивается.

– Тише ты…

Замолкаю.

Ветер шевелит листья. Невидимая в зарослях птаха отстукивает чечетку, замолкает.

– Не… ничего… померещилось.

Киваю, померещилось, так померещилось.

– Ну, ты хоть понимаешь, что мы тут делаем?

Границу охраняем.

– Верно. Её, родимую. Смотрим, чтобы отсюда никто не перебрался…

– А сюда?

Сержант смотрит на меня, как на психа.

– Рехнулся, сюда… кто ж сюда переберется…

Киваю. Никто. Хотя не понимаю, почему.

Лес молчит.

Ждем.

Не знаю, чего.

Что-то мелькает за деревьями, сержант толкает меня в бок.

– Чего смотришь, стреляй, давай…

Вглядываюсь в темноту.

– Счас… из зарослей выберется…

– Не видишь? Эх ты, сокол… глаз-алмаз… ну жди, жди, пока он сбежит к черту…

Спохватываюсь:

– Так это же надо… стой, кто идет…

– Смеешься? Пока ты стойктоидекать будешь, он тебя и уложит к черту! Стреляй уже!

Стреляю уже. Что-то темное в кустах вздрагивает, подскакивает, бежит прочь, туда, за границу, бежит…

Стреляю снова.

Снова.

Ружье бьет в плечо, больно, сильно, смотрю на сержанта, ну только посмей тявкнуть, что ружье тяжелее меня самого…

Что-то подстреленное падает на траву, что-то огромное, массивное, на человека не похожее, да не человек это, и близко не человек, людей таких размеров не бывает.

Осторожно спрашиваю.

– А… а что мы убили-то?

– Тебе-то что, убили и убили… смотри давай в оба… хоть одну тварь проморгаешь, получишь у меня…

Сержант не договаривает, целится, сбивает выстрелом ночную птаху, – взвиваются в воздух перышки.

Не выдерживаю:

– Чего патроны-то тратить?

– Чего-чего, русским по белому сказано, не пускать никого!

Киваю. Русским так русским, по белому так по белому. Хоть по черному. Хоть по серо-буро-малиновому.

Идем вдоль границы. Называется обход. Что-то хрустит под ногами, доски, обломки чего-то, не пойми, чего, битые стекла, куски кирпичей. Чуть не проваливаюсь куда-то в никуда, чуть не напарываюсь на арматуру, сержант подхватывает меня, куда прешь-то, ноги лишние, что ли, всего-то две…

Прислушиваюсь.

Делаю знак.

Сержант тут же замирает, дает тишину.

Ждем.

Что-то массивное продирается сквозь кусты. Стреляю, раз, другой, третий, звенит разбитое стекло, откуда там вообще разбитое стекло…

– Не подбил, – равнодушно замечает сержант.

Целюсь, сам не вижу, во что целюсь.

Стреляю.

Что-то грузное, массивное валится в кусты с оглушительным треском.

– Молодец. Подбил.

Хочу спросить, кого я подбил. Не спрашиваю.

– Ну, давай, передохнем, что ли…