Эндрю Брин - Ужас клана. Акт I

Интересно, как долго она на меня смотрела, ожидая нашей встречи глазами? Она не подошла первой, но и я сейчас не тороплюсь. Эта встреча, как бальзам помазало мое сердце и всколыхнуло душу. Некое чувство, пробивающееся через преграду моего затвердевшего сердца, похожее на эйфорию, само подняло меня с места. Меня уже ничто не удерживало.

Извинившись перед гостями, что покидаю их, я вышел из-за стола, покинул большой колонный навес и, уходя по вымощенной дороге, обернулся настолько, чтобы боковым зрением увидеть, последовала ли за мной та особа, чей взгляд открыл во мне дверь, выпустившей неподдельное счастье, такого редкого, но настоящего. Она тоже покинула кампанию гостей, и последовала не быстрым шагом за мной.

Плиточная дорожка вела к большому растительному лунному саду. Коридоры из высоких травяных стен сплетались в несложный лабиринт. Я знал этот сад также хорошо, как и ту особу, что следует за мной. Обычно мы сидели здесь глубокой ночью, при свете дивной луны раскрывающей всю прелесть сияющего таинственного сада. Сейчас я словно хожу по своим воспоминаниям. Здесь каждый шаг по этому саду делал меня счастливее, и вот что-то вроде улыбки промелькнуло на лице. Я шел, медленно ведя за собой женщину, и шел до тех пор, пока не уткнулся в большой фонтан, откуда вода тихо капала в низкий бассейн. Гармония звуков воды выстраивала в представлении рай в этом зеленом мире.

Опавшая листва свисающих над садом высоких деревьев хрустела под ногами приближающегося человека. И чем ближе она была, тем чище становился воздух, тем плотнее становилась свежесть. А аромат… втягивая его носом, я будто впадал в юность, в далекую, почти забытую глупую юность, где судьба стояла на перепутье и предлагала большой выбор.

За что же я её так любил? В ней я находил покойную жену, смерть которой стала для меня очень сильным ударом. Это было трагедией не только для нашего семейного круга, но для всего нашего клана. Но я очень хорошо помню ее слова, на смертном одре она не боялась своей смерти, а сколько боялась за меня, рослого мужчину способного преодолеть любые преграды. Она всегда говорила словно пророк, что любовь делает из меня человека, а ее отсутствие медленно превращают в циничное чудовище. К сожалению, как бы я этого не отрицал, и не старался доказать обратное людям, все так и есть. За три долгих года проведенных мной в трауре, и еще столько же полнейшего одиночества я чувствовал, как последние эмоции сживаются из разума. Чего же хотела моя первая любовь? Она хотела, чтобы я оставался хорошим человеком, и желала, чтобы я нашел такую же, как она, чтобы я не терял себя. Вот за что я любил ту, которая так медленно подкрадывалась сзади, будто ощущая вину, за то, что не сберегла моё сердце от обледенения.

Я все также осматривал фонтан и ожидал, пока что-нибудь произойдет позади меня. Шаги стихли в полуметре, ветерок разгонял листву, также разнося повсюду ароматы и благоуханья. Но я не поворачивался, и всему виной обыкновенный стыд, чувство позора, ибо увидев ее дивное красивое лицо, я обязательно вспомню слова ставшие причиной нашей двухлетней разлуки. И только боги знали, что именно сегодня я встречу её. И возможно именно боги свели нас, ибо знали, что мы сами никогда не сможем увидеться и проститься. Вспомнил сразу утро, когда я видел солнце, выглядывающее через прорезь облаков. Оно осветило всю Гикию так же, как эта женщина зажгла свечу во мне. Но меня пронзало горе, из-за своей гордости, не давшей начало нашей любви. Воспоминания о каждой ночи в одиночестве, здесь, в тихом безмятежном саду соединились воедино, создавая злую силу пагубно влияющую на меня. По щеке потекла слеза от воспоминаний хороших времён. Тосковал сам и заставлял это делать свою любимую. Потекла вторая слеза, затем слабые ручейки открыли свои русла, когда на плечо легла нежная рука, сокрытая в перчатке. Словно молния прошла от плеча по всему телу. Я понял, дурак, только сейчас понял, что наша ссора два года назад была моей самой большой ошибкой, но я понес наказание: все эти дни жалеть о таком исходе событий и не в силах все исправить.

Стараясь незаметно смахнуть слезы, стыдясь этого, я случайно всхлипнул. Пришла пора преодолеть все страхи. Я повернулся, взглянул на женщину, чьи большие стеклянные от медленных слез глаза остались в моей душе выискивая взаимность. Её макияж в форме всегда её любимой бабочки вокруг глаз, начал растекаться, но ей уже было все равно.

Все это время расставания я помнил ее, пытался забыть в порыве гнева и злости, но помнил ее прекрасный лик, который отпечатался в моем взгляде как портрет, всплывающий всегда, когда мне одиноко. Ох… дурное одиночество отведало все мои чувства кроме тех, что были заучены как обыденная фраза. Во мне не осталось ничего кроме Лидера, до встречи с новой возлюбленной, а после ее ссоры состояние ухудшилось. Я пытался быть, по крайней мере, хорошим отцом, но мои дочери уже слишком взрослые, чтобы уделять им такое внимание, которое они заменили вниманием и любовью своих новых ухажёров. Но я всегда старался скрывать боль одиночества от людей, избегал подобных тем, и делал вид, что все у меня хорошо. Ничего подобного!

Мы не могли так долго стоять и смотреть на перекатывающиеся друг у друга слезы. Мне следовало начать разговор, но слова не хотели произноситься. Но расслабившись, я взял себя в руки, продолжал с ее щек собирать слезы и наконец, тихо сказал, пытаясь не показывать дрожание голоса:

– Я не ожидал… не ожидал тебя сегодня здесь увидеть.

Она всхлипнула, и посмотрела мне в глаза.

– Не посмела бы я явиться сюда без приглашения твоей дочери.

– Насколько же вы стали близки, что она позвала тебя в столь тесный семейный круг?

– Я же пыталась еще тогда с ней породниться. И сейчас мы занимаемся одним делом. Я рада тому, что мы с ней нашли общий язык. Как только она пригласила меня сюда, я сразу согласилась.

– А ты хотела здесь быть?

– Конечно, хотела. Я знала наверняка, что ты тоже будешь. Я думала ты так и не посмотришь на меня, там, за столом.

Она медленно таяла в моих объятиях, вспоминая всё то, что было утеряно на долгие два года. Ее лицо тянулось к моему, в желании поцеловать, но что-то ей мешало, что-то зашевелилось в душе, и она спустила с себя мои руки и отошла. Я понял, что ее гложет – последние моменты до расставания, которые были очень неприятными. Она подошла к фонтану и села на его гранитную окантовку, слегка нагнулась, рассматривая собственное грустное отражение. На водную гладь упала слеза, несчастно смытая слабой волной.

– Мор-Сул, мне так… – она вздохнула после слов, что-то защемило в груди, ей было трудно сказать нужные слова, которым возможно было место тогда, когда они могли помочь всей ситуации и не разлучить нас на долгое время, – мне так стыдно за то, что я тогда наговорила. Я после этого долго не находила себе места, умереть хотела, не могла жить с тяжким грузом разлуки. Столько времени прошло, а сегодня все вернулось, будто было вчера, и становится не по себе.