Николай Асламов - Ходящие сквозь огонь

Посох у человека светился мягким белым светом, с которым призрак явно не хотел соприкасаться.

– Сзади! – запоздало крикнула некромантка, но монах не успел. Второй призрак, не уступающий размерами первому, налетел на человека и ударил в спину антрацитово-черной булавой. Живой гигант не устоял на ногах, пролетел вперед, но упал мягко и посох не выронил. «Проворный черт, хоть и большой!»

Камилла размазала остатки плоти по руке, произнесла новую формулу, более длинную, и тут же увидела, как ладонь окутывают танцующие белые сполохи.

– Вы ведь помните Длань, твари?

Голос дрожал от поднимающегося гнева. Она догадалась, чьи это призраки, хоть и не могла понять, как ее так быстро нашли.

– Ваш хозяин давно вас не бил? Подходите поближе, я исправлю эту оплошность!

Ее ярость била через край, и потому оба призрака немедленно повернулись к девушке. Сильные эмоции были их пищей, а у этих духов к тому же были свои причины ненависти к некромантке. Взаимная злоба резонировала так, что воздух звенел.

Монах соображал на диво быстро: вскочил и мощно ударил, целясь в деревянный крест. От соприкосновения с сияющим посохом корпус призрака немедленно поблек, истончился и начал таять. Не дожидаясь полного исчезновения, призрак бросил крест и шагнул в глубину мира теней. Камилла от всей души пожелала ему подохнуть там окончательно.

Призрак с булавой, прикинув, что шансы не равны, сделал длиннющий прыжок, больше похожий на полет, и скрылся из виду.

В овраге остались только живые.

« Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня ».

Мишель возвышался над ведьмой, как колокольня собора святого Марка.

– Где их якоря?

– Откуда… Ты кто такой вообще? – нахмурилась бывшая немая, вся перемазанная грязью. Посох немного подрагивал, поэтому Мишель не расслаблялся.

– Инквизитор, – коротко ответил брат Красного ордена и снова спросил: – Где их якоря?

– Я не знаю точно, но знаю их хозяина.

– И где он?

– Где-то поблизости, в паре миль отсюда.

– Не морочь мне голову, ведьма! – монах начинал терять терпение. – Я и так знаю, что он поблизости. Призрак не уйдет далеко от якоря. Ими управляла не ты, значит, тот, кто хотел тебя убить.

– Много ты знаешь! – нахально заявила молодая колдунья.

– Вполне достаточно, чтобы отправить тебя в очищающее пламя, – спокойно ответил Мишель. – Призвать Бессмертных ты сейчас не можешь; мы рисунок затоптали, а Белая Длань нужна, чтобы бить призраков, а не договариваться с ними.

«Спаси, Господь, архиепископа Миланского! Без его поручения не было бы у меня таких знаний».

Ведьма с постоялого двора прикусила язык и задумалась.

– Его могут найти мертвецы; они чуют живых. Я могу призвать одного Бессмертного, он побежит туда, куда нужно.

– Ты меня за идиота держишь? Он к любому живому побежит, необязательно к тому колдуну.

Идея Мишелю страшно не понравилась. Если сейчас разрешить ей провести ритуал, кто знает, кого она тут призовет. Трактат он пока не дочитал. С другой стороны…

– Мы в полях, инквизитор! – вскинулась девушка. – Ночь на дворе, кто сюда пойдет?

Мишель задумался над преимуществами и недостатками плана, постепенно оформлявшегося в голове.

– Чем дольше ждем, тем больше у него времени сбежать… – вкрадчиво продолжала ведьма.

«Она всерьез рассчитывает меня перехитрить?» – мысленно удивился Мишель и добавил вслух:

– Вот что. Ты сейчас восстановишь рисунок, но формулу произнесешь, только когда я разрешу. Если мне вдруг покажется, что ты пытаешься сделать что-нибудь не то, – убью на месте. Это ясно?

Ведьма кивнула и принялась за дело.

Мишель посмотрел на худую дрожащую девицу, перепачканную с ног до головы, и ему на мгновение стало жалко ее.

«И кто только учит таких? Сказано ведь: исторгну чародеяния из руки твоей, и гадающих по облакам не будет у тебя ! Господь, конечно, милостив, но искушать-то Его зачем?»

Монах наблюдал за тем, как девушка чертит фигуры ножом, и читал про себя молитву Господню. Дождь расходился все сильнее.

– У меня готово, – выпрямилась наконец ведьма.

– Тогда снимай пояс, – приказал инквизитор.

– Чего?

– Именно то, что ты слышала. Снимай с себя пояс.

– Ты меня ограбить что ли решил, святоша? Да пропади ты пропадом, крыса чумная! Мародер! Евнух похотливый!

Поток брани не иссякал, но девушка все же расстегнула пояс и бросила под ноги Мишелю.

– Ложись на крест.

Таких отборных богохульств брат Красного ордена не слышал никогда. Любой портовый пьяница покраснел бы от стыда и немедленно побежал бы на исповедь. Единственной осмысленной репликой в потоке словесных нечистот было: «…а потом сжечь?»

– Тебе пора подумать о том, что сказать на Страшном Суде, – невозмутимо произнес Мишель, перекрестился, отложил посох и расстегнул собственный ремень.

* * *

«И раз, и два, и раз, и два…»

Вперед, назад, вперед, назад.

Камилла пыталась хоть как-то расшатать крест, к которому ее привязал монах, но получалось плохо – веса не хватало. Деревяшка, слишком глубоко воткнутая в землю, качалась, но не выходила из земли. Сломать ее тоже не получалось – слишком толстая и прочная.

Дождь усилился, волосы висели мокрыми патлами и липли к лицу, закрывая глаза и залепляя рот. Одежда тоже промокла, и холод пробирал до самых костей. От злости девушка дернула ремни, которые плотно прижимали ее руки к перекладинам, пытаясь хоть немного согреться, и тут же зашлась воплем от дикой боли в вывихнутой руке.

Когда инквизитор отвлекся на свой ремень, Камилла попыталась использовать шанс и ударила его ножом, спрятанным в складках одежды. Так этот урод носил кольчугу! Лезвие просто скользнуло по металлическим кольцам, а в следующую секунду он схватил девушку за кисть и начал выкручивать. Она попыталась сопротивляться, даже пнула его ногой, но с тем же результатом она могла ударить и склон оврага. Монах просто довернул руку и вывихнул ей запястье. Нож забрал и выбросил куда-то в сторону, потом плотно примотал ее веревкой к кресту, как гусеницу в коконе, хитро перекинул петлю через горло и только затем заставил произнести формулу. Натравливать Бессмертного на инквизитора было самоубийством; этот монах вышибет из нее дух одним ударом, просто мимоходом. Деваться было некуда: Камилла подняла нежить, надеясь выиграть время, но освободиться по-прежнему не удавалось. Неупокоенный слуга мог бы ее развязать, но фигура была не та. А еще один воин, получив приказ разрубить веревку, попросту убьет ее.