Сергей Софрин - Не оставляй ведьму в живых. Цикл романов «Легенды Фонарщика Лун»

Откуда взялись эти люди, орудовавшие ножами ловко, будто заправские забойщики скота? Они вынырнули из темноты на свист карлика, словно только и ждали там условного сигнала. Все было спланировано заранее? Вряд ли. Коротышка, конечно, разъярился не на шутку, но сделал он это не сразу. Сначала мерзкий обрубок еще спросил у гадалки про какую-то дьявольскую реликвию и про то, может ли ворожея помочь ее найти. Лишь услышав в ответ хриплый старушечий смех, сквозь который прорвалась роковая фраза: «Гадючьи дети должны получить по заслугам! Вы больше не сможете жалить нас железом и жечь огнем! Дети света уже в пути, и они заберут жизнь вечную себе!», тот взбесился окончательно и, схватив со стола бронзовый подсвечник, одним ударом размозжил им бабушке голову. Ну и силища же у этих горбунов…!

Где-то наверху, далеко позади Роберта, в предвкушении добычи завыли давным-давно истребленные в Трансильвании волки или привлеченные кровавым человеческим жертвоприношением стригои 6, в которых горцы не верят, но держат у дверей заплетенный в косицы чеснок. От этого у них в домах всегда пахнет мясной подливкой, осенней ярмаркой и маринованными помидорами. Чеснок и распятия они по привычке вешают всюду, однако, в двадцать первом веке не забивают подозрительным покойникам в грудь осиновые колы, не заваливают древние склепы камнями и не считают акушерок ведьмами. Таблетки от гипертонии сегодня здесь ценятся гораздо выше церковных облаток и склянок со святой водой…

Он тоже не верил в оживающих по ночам мертвецов с совиными крыльями и волчьими зубами, пока не увидел, как карлик ножом вырезает у бабушки из груди сердце. Ему не приходило в голову, что однажды ночью к ним явится человек более страшный, чем вся сказочная нежить древних Карпат. Явится и растерзает веселый праздничный табор в отместку за непонравившееся ему предсказание…

Убийцы его не заметили. Это хорошо. Не заворачивая в больницу к деду, он завтра же уедет отсюда подальше: в солнечный Рим, умиротворенную Прагу или певучий Париж. Исчезнет, примкнув к какому-нибудь городскому клану, начнет новую жизнь среди пестрых улиц, бульваров и площадей. Цыгане своих не выдают. Он внук настоящего цыганского барона и может рассчитывать на самое надежное в мире убежище! Ему обязательно предоставят чистый паспорт, крышу над головой и маленький бизнес для поддержания штанов. Роберт будет варить обувной крем или расставлять по местам попрошаек – дело знакомое! Нужно лишь живым сойти с перевала и добраться до аэропорта…

Ну вот, наконец, и спасительная река. Скорее – вниз по течению, стрелой к порогам у водопада! Там есть старая деревянная гостиница и бетонная автомобильная стоянка. В юности он частенько угонял с нее «Рено» и «Ситроены», ему не составит труда завести какой-нибудь ржавый драндулет, оставленный хозяином без сигнализации. Сколько взяток передавала тогда его бедная бабушка неимущим блюстителям закона и отзывчивым судьям…! Сколько ласковых подзатыльников схлопотал Роберт…! Будь проклят этот карлик с его припадками бешенства!

Выстрел из снайперской винтовки хлопнул в ночи совсем неопасно и прозаично, будто неподалеку кто-то неловко открыл взболтанную пивную банку. Глушитель с пламегасителем не обнаружил местоположение стрелка, терпеливо ждавшего где-то в скалах, пока цель откроется ему на галечном берегу у кромки речной воды. Теперь снайпер сделал свое дело, не спеша прикрыл оптику круглыми латексными накладками, зажег фонарик и зашагал вверх по склону, стараясь держаться его больших травянистых участков. Здесь реже попадались скользкие, мшистые пятачки, на которых плохо помогали даже горные армейские ботинки с глубоким протектором.

Упавшее в воду тело Роберта Грачины, развернувшись на буруне поперек потока, бочкой медленно поплыло к желанному водопаду, широко раскинутыми по сторонам конечностями собирая на себя клочья серо-зеленой прибрежной ряски и вырывая из ила пучки молодой, по краям острой, как нож, осоки.

Из леса вышли волки. Вожак, отделившись от стаи, подступил к воде, потянул ноздрями воздух, унюхал мертвеца и, запрокинув вверх морду, хрипло возвестил кому-то об удачном окончании охоты…

В каждой стране мира есть знаковое место, которое обязан посетить любой турист, даже если он совсем ничего не знает о здешних достопримечательностях и не склонен тратить деньги ни на что, кроме дешевых сувенирных поделок, кофе из автоматов и затертого пляжного лежака. Для стесненных в средствах или попросту не очень любознательных граждан этот шаг – что-то типа неизбежного традиционного зла, уносящего силы и время, но зато дарующего потом возможность щегольнуть перед своими знакомыми некоторой культурной просвещенностью. Фраза: «Пирамиды в Гизе… Колоссально… Я был просто поражен случившимся…»; или: «Елисейские поля вечером… Жуткая красота… Я обляпала мороженым все свое новое желтое платье…» – моментально ставит говорящего в один ряд с лучшими представителями элиты рода человеческого. Во всяком случае с той ее частью, что вечно путешествует, открывает, узнает, обляпывает и восхищается, никогда не отличая Тутанхамона от Микеланджело.

В Литве подобным объектом поклонения является каунасская Лайсвес аллея – или аллея Свободы – первая пешеходная улица Советского Союза, возникшая задолго до появления в Москве зацелованного свободными интеллектуалами Старого Арбата. Не бывает нормальных туристов из России, избравших местом своего приятного досуга Литву, и не посидевших тут в уютных кафе, не сфотографировавшихся на фоне Каунасского собора, гостиницы «Метрополь» и Музыкального театра. И заодно не узнавших, что известная сентиментальная песенка в ритме танго советского певца Вадима Козина «Утомленное солнце…» – только слабый, невыразительный вариант улетного шлягера популярного некогда литовского шансонье Даниэлюса Дольскиса «Паскутинис секмаденис» – или «Последнее воскресенье». Кстати, бронзовую фигуру шансонье в полный рост, делающего рукой приглашающий жест своей публике, они находят здесь же, рядом с гостиницей, в ресторане которой пел маэстро – напротив фирменной вывески «Metropolis».

Назначая встречу на Лайсвес аллее, специалист по масонам наверняка преподносил им своеобразный культурный подарок. Ему определенно казалось, что так они увидят его страну с самого выгодного ракурса, в контексте ее самобытного исторического наследия.

Командированным были заказаны двухместные апартаменты в отеле «Alanta», располагавшемся приблизительно в двух километрах от центра Каунаса на тихой улице с легким налетом поэтического сплина и доносившимся сюда откуда-то с юга запахом карамели. Все неоспоримые достоинства этой принадлежавшей симпатичной литовской семье гостиницы смазывала необходимость ночевки в одной комнате и висевшее тут на самом видном месте сине-фиолетовое полотно неизвестного художника. Рядом с ним облаченный в серое нательное белье Барон походил на готовящегося к смерти схимника. Ко всему прочему, он привез с собой кипятильник, галеты, сахар и чай, что лишило Марата удовольствия попить вечерком в гостиничном баре кофе с круассанами за счет узурпированных шефом подорожных.