Деметрий Церкос - Орден Лорелей

– Итак, «Цветы». Не знал, что вы увлечены наукой о растениях.

Дайлонд явно ждал ответа, но, вовремя сообразив, что не получит его, продолжил:

– Ваш шут сочинил песнь о Лорелеях и уверяет всех при дворе, что если посадить его с арфой у берега и оставить одного петь эту песню, все морские жители выберутся на берег сами. Я считаю, что его эксперимент достоин внимания, но Шестёрка Лордов даже не стала слушать его, обозвав дураком. Это несправедливо, не находите? – Дайлонд выжидающе посмотрел на кузину. Эллисесс упорно изучала тесьму на рукаве.

– Вы не хотите спеть со мной? – не унимался племянник Короля. Он встал и протянул руку Принцессе.

Эллисесс не хотела. Но обстоятельства явно складывались так, что у неё просто не было выбора.

Вскоре их голоса наполнили Зал. Эллисесс пела с идеально прямой спиной и гордо поднятой головой, Дайлонд отбивал ритм каблуком сапога:

«…Невероятной тишины

Пустые небеса полны.

И там, на небе, две луны

На веки вечные одни»…

– Чтож, поёте вы гораздо охотнее, чем разговариваете, – подытожил с улыбкой юноша. – Не хотите ли исполнить что-нибудь более жизнеутверждающее?

– Нет, благодарю Вас, я, пожалуй, пойду прогуляюсь по саду, – Эллисесс переложила книгу под мышку и суетливо направилась к дверям.

– Разрешите Вас сопроводить? – не сдавался Дайлонд.

«Во имя всех богов, да ему действительно нечем заняться! – Эллисесс опять с тоской посмотрела на окно. – Интересно, что подумает отец, когда узнает, что его племянник заболтал меня до смерти?».

– Конечно.

Пока они шли по коридорам, Дайлонд всё продолжал и продолжал говорить. Ему очень хотелось поделиться множеством забавных, по его мнению, случаев, произошедших или рассказанных при дворе. Он говорил о том, как кто-то наступил кому-то на платье, кто-то разбрызгал на кого-то вино, а кто-то исполнял обязанности судьи в крестьянском суде, кто-то нелепо танцевал на балу, кто-то, кто-то, кто-то…

В саду стоял приятный запах цветущих деревьев и нежная прохлада. Дайлонд сразу же вспомнил несколько забавных случаев о землепашцах и садоводах, Эллисесс мысленно возвела глаза к небу в немой молитве.

– У Вас такое красивое имя, – племянник Короля неожиданно оборвал увлекательный рассказ о том, как какой-то лорд наступил на удобрения, гуляя по своему цветнику.

– Благодарю, – Эллисесс от неожиданности впервые подняла взор на своего кузена. Всё так же прекрасен, бледен и высок. – Мне нравится и Ваше.

– Думаю, если бы мать осталась жива после моего рождения, она бы придумала имя благозвучнее, – Дайлонд помрачнел и уставился на куст шиповника по левую руку от них.

Эллисесс не заметила, как мысли о грязи на башмаках лорда навели Дайлонда на воспоминания о его матери, которую ни он, ни она никогда не видели.

– Отец рассказывал, что Ваша матушка была очень красива, безупречно воспитана и добра ко всем, – Принцесса искренне старалась поддержать внезапно приунывшего болтуна.

– А мой отец называет её «русалка» и «тритонова дочь». Кому же верить? – юноша грустно ухмыльнулся дикой розе.

– Конечно, своему Королю! – с этими словами Принцесса сделала шаг к кузену и положила руку ему на плечо, – Это прописано в законах нашей страны!

Дайлонд ещё раз грустно улыбнулся и с благодарностью посмотрел в глаза своей утешительнице. Этого Эллисесс выдержать не могла: её сердце как будто провалилось в колени и стало биться через раз, так громко, что его, должно быть, было слышно в Северных Песках. Все придворные дамы, все жёны лордов и их дочери (и даже их бабушки), служанки и крестьянки забывали, как дышать рядом с племянником Короля.

– А какие бы Вы хотели имена для своих детей? – Эллисесс поспешила отвернуться и сменить тему. – Я слышала, в других странах есть набор имён, из которых приходится выбирать. То есть я была бы не единственной Эллисесс в Королевстве, будь у нас такая же традиция, а где-то ещё бы была пастушка Эллисесс и Эллисесс, дочь рыбака. Как бы люди понимали, о какой Эллисесс речь?

– Я думаю, Вас называли бы Эллисесс, дочь Короля, – Дайлонд сморщил веснушки на носу, – а меня звали бы Дайлонд, сын Пронона, отказавшегося от Трона, чтобы не перепутать с Дайлондом, сыном сапожника, отказавшегося от эля, – он засмеялся, – А как будут звать Вашего брата или сестрицу?

– Матушка ещё не решила окончательно, она надеется, что это будет Наследник, поэтому имя должно быть, как у Вашего отца – простое и в то же время внушающее уважение.

– Вот как, – юноша притворно удивился. – Чтож, в любом случае, после коронации надобность в нём отпадёт.

– Да. Ну, а если же родится ещё одна Принцесса, её назовут Эя, – как будто невзначай добавила Принцесса.

– Очень красивое имя. Гораздо лучше, чем у Вас, – наконец племяннику Короля удалось развеселить Эллисесс, она от души засмеялась. Говорить с кузеном вот так, искренне и о простых вещах ей нравилось.

Кварар потерял счёт времени. Он плыл и плыл, старательно отгоняя от себя образы произошедшего. В голове повторялась одна и та же фраза: «Догнать Лорелею, поймать Лорелею. Догнать Лорелею, поймать Лорелею».

Чешуеногий не заметил, когда она исчезла, но сейчас ему казалось, будто это произошло, как только тритоны приблизились к кораблю.

Зачем Орден отправил чешуеногих в ловушку? Должен же был быть в этом какой-то смысл. Великие Лорелеи не могли не догадываться, что приготовили им люди.

Она близко. «Догнать Лорелею, поймать Лорелею».

Никто не выжил. Что за извращённый ум создал этого деревянного убийцу? По телу Кварара вместе с кровью разливалась ненависть: он вспомнил малька из Голубых Пещер, его восторженный взгляд, когда ему разрешили наблюдать за гибелью корабля, его волнение, а затем страх, ужас и смыкающуюся над головой сеть.

Это нельзя, невозможно было оставить без объяснений. Когда западня сработала, Кварар сначала бросился от неё прочь, инстинкт самосохранения кричал: «Дальше, дальше!». Но затем пришло осознание случившегося, и где-то вдали он почувствовал тонкий аромат удаляющейся нереиды.

И теперь он следовал за ней, он должен был разобраться. Но разобраться в чём?

«Догнать Лорелею, поймать Лорелею».

Вода становилась теплее. Кварар понимал: теперь он далеко от дома и от любых других чешуеногих. Они не заплывают так далеко. Здесь могут водиться любые кровожадные рыбины, о существовании которых он даже не подозревал, но это волновало его ничуть не больше, чем голод или боль в ногах от усталости.

Кварар всегда был не похож на своих сородичей. То спокойствие или даже безразличие, с которым относились чешуеногие к жизни, к войне, ко всему сущему, было ему чуждо. Он легко загорался новыми идеями, знакомился с другими разумными обитателями Океана, с удовольствием открывал новые глубоководные пещеры.