Игорь Олен - Инкские войны. Incas

Луна померкла и рассветало, когда она крикнула:

– Урурá был со мною – маленький муравьед!

Скрипнул голос вождя: – Ещё сучок, и ты будешь женой Жапорé. Я сказал – вождь чад Матери-Маморé!

Распущенность пышным цветом цвела в стране Мусу-Мýсу, где « до замужества дамы были дурными, сколько желают, распущеннейшим отдавалось в замужестве предпочтенье, словно быть хуже считалось там добродетелью ».

Много лун низвергалась вода с небес. Над вздувшейся Маморé полз туман; племя кашляло и чихало. От Уху-Уху, пойманной жабы, не поспевавшей глотать дожди, отгоняли всю живность, чтоб поглощал лишь влагу.

Девушка не пошла к суарá – те пришли сами, с женщинами, с детьми, с имуществом. Мýсу, им уступавшие, предпочли мир. Двинув палочками в губах, воткнутыми, как клык, суарá вторили, тыча в заросли: «Инкапаруна!» Мýсу, пронзавшие мочки ушей лягушачьими лапками, потрясали дубинками. Спины тех и других сёк дождь. Дети, ползая, ели слизней. Вождь суарá взял вождя мýсу зá руку и направил к носилкам, где средь прочих голов выделялась стриженая, ушастая. Мухи взлетели; в мёртвом глазу стыли горы, пёстрые толпы, каменные дома. Старый вождь мýсу вскрикнул от страха.

– Инкапаруна оттуда, где в снежных горах спит солнце, – вели суарá. – Пришли к нам, сказали, мы живём плохо; знают, как жить не плохо. Мы не хотели, как они знали. Инкапаруна нас убивали, вас убьют.

– Уху-Уху ест мошек. Мошки пьют кровь врагов. Мýсу, отпрыски Уху-Уху, что, слабей мошек? Нет!

– Взойдёт солнце раз, взойдёт солнце два – придут к вам… – настаивал суарá.

Вдруг голос:

– Гляньте! – журчала милая Жапорé в лианах. – Здесь суарá со мной! Можно замуж!

Все убедились. Старый вождь мýсу, воздев длань, крикнул:

– Свадьба! После, отважные муравьеды, пойдём бить инкапаруна!

– Много их! – вёл вождь суарá понуро. – Столько, столько и столько!

Мýсу, хихикая, скрылись в хижине. Суарá пошли дальше.

Сквозь тростниковые стены их провожал хитрый глаз; вождь-Жаба шептал:

– Где палицы, муравьеды? Убьём суарá! К свадьбе нам нужно мяса!

Вооружаясь, женщины и мужчины один за другим лезли в заросли…

В непогоде звучали вопли… и под лиановым сводом взялась колонна: взрослых несли на палках; маленьких, сбивши в стадо, гнали сторонкой.

К вечеру ливень стих, пал туман. Жапорé опоясал милую брачным поясом. Жаренных суарá, глотая с хмельным соком, ели. Кто-то призвал найти чужеземцев, пришедших с гор.

Рейд был дерзостным.

Возвратившись к кострам, мýсу в масках стали под пальмой, к коей примкнули пленных в странных нарядах. Вождь срéзал им мясо. Инкапаруна взвыли, и лишь один молчал. Вождь срéзал новые клочья мяса, чтобы пожарить. Женщины кинулись к ранам жертв – мазать губы и щёки кровью. Младший из пленных воскликнул:

– Больно!!!

Мýсу, убив его, насмехались.

« Если во время казни воин выказывал боль минами на лице, дёрганьем, стонами… то они разбивали в куски его кости… внутренности выкидывали с презреньем ».

Оставшийся пленник яростно укусил женщину. В восхищении его съев, мýсу пели:

Кости как амулеты красили шеи и пояса добытчиков. В платье пленника старый вождь прыгал через костёр, куражился. Подражавший сгорел, вызвав смех. Накурившись трав, мýсу, скучившись в хижине, захрапели.

Дождь стегал в крышу.

Племя пришло в себя в луже в путах. Инкапаруна, беря мужчин, отсекали у них часть черепа, – делать чаши.

Дождь лил и лил.

Инкапаруна ушли, взяв милую Жапорé.

Мýсу зажили прежней жизнью, съев тела соплеменников и забыв всё…

Много лун шли плоты вверх по Амару-мáйу 2 2 Ныне река Мадре-де-Дьос в Боливии. . Милая Жапорé спала с дюжим инкапаруна в маленькой тростниковой рубке, думая, что он главный.

Раз пришли златоухий начальник лисьего вида и вождь понурый. Инкапаруна, трясшийся в лихорадке, вылез из-под накидки, чтоб поклониться им.

– Инка-милостью Йáкак!

– Жизнь, Вáрак! – вымолвил златоухий. – Ты бился смело… Но сообщаю: мы одолели страны, где всходит Солнце. Чунчу и мýсу и племена чащ рады узнать закон, жить новой жизнью. Мы возвращаемся, покорив Восток. Знай, послы его плывут с нами, чтоб лицезреть Заступника Благодетеля, Сына Солнца, пятидесяцкий!

Тот свесил голову. Вождь с понурым лицом вздохнул. Милая Жапорé дрожала.

– Впрочем, – вёл златоухий, – я, друг, ошибся. Ты новый сотник. Ты стал вождём. Тебе отдавать долг властью над сотней из поколения в поколение. Вождь, как ты, может стать пятисотником… Выздоравливай и начальствуй. Воины ленятся, пьют, болтают.

И Йáкак вышел, чтоб перейти на плот флагманский. Вáрак, упав в постель, бросил:

– Лягу я, Рока-кáнут. Много лун маюсь от лихорадки… тяжко мне.

Вождь с понурым лицом, сев на тюк пумьих шкур, из своей серой сумки вынул шнуры: – Управишься… Сообщи мне расходы, добычу, смерти в пятидесятке, новый курака 3 3 Вождь, господин (кечуа). . С дня сего будешь вести счёт в сотне как новый сотник.

Вáрак, встав, запустил руку в ларь из прутьев вынуть горсть листьев.

– Коки сжую и скажу тебе. А не то сил не хватит. Нам на войне дают коку. Ешь её, бьёшь предателей, чёрт не страшен… Ты отмечай, начальник: коки три меры, в пятидесятке восемь осталось воинов.

Рока-кáнут вязал узлы на шнурах.

– Фасоль, девять корзин… проса семь корзин… Картофель кончился… Ягод тьма в лесах, иди рви… Также здесь мы зверьё едим-ловим, покудова не учли зверьё Сыну Солнца… Ты, Рока-кáнут, счётчик, в Куско учился. Ты вот скажи мне: что мы пошли сюда?

– Тýпак Инка Йупанки, мучаясь, что в стране Мусу-Мýсу не знают правления и порядка…

– Знают правление и порядок! – выкрикнул сотник. – Только тут свой порядок. Эта вот дикая с её родом ели друг друга и поклонялись жабе. Мы их побили и говорим: бог – Солнце… Помню, мы воевали чиму, нам говорили: дикий народ те чиму… А у тех чиму есть города, как Куско, ходят одетые, молятся Луне-Матери, как и инки… Мне сорок лет, с семнадцати на войне. Придёшь, поле вспашешь – вновь зовут бить предателей… – Он закашлялся.

– Думаю, – начал счётчик, – что люди алчные. Голому нужна тряпка, – он кивнул на дикарку, щупавшую мешок из шерсти. – У кого тряпка – грезит о бархате; сотник мнит в темники. А Сын Солнца, он хочет власти. Он нас послал покорять мир. Он очень жадный.

Вáрак сев буркнул: – Ты сказал плохо про Набольшего Господина, про Сына Солнца.

Счётчик, встав, вышел.

Вáрак сидел, задумавшись, пока дикая вдруг не кинулась в пляску. Ноги летали, руки порхали в воздухе.

– Буду звать Има-сýмак 4 4 Какая пригожая (кечуа). … – бросил он ей рубаху. – Вот тебе, надевай… Кость дай… – дёрнул он позвонок на лианке на её шее. Дикая вскрикнула отскочив. – Не хочешь? – кашлянул Вáрак. – Ты и твои съели воина, моего земляка, хорошего… Ты взяла его кость? Как знаешь. Дух прилетит оживлять его, не найдёт кость – съест тебя.