Маргарита Берг - Кадры сгоревшей пленки. Бессвязный набор текстов

Прага не изменилась за два года. Радостный город, звенящий скрипичной музыкой. Ребенок перелетал из зеркального лабиринта в театр теней, от сокровищ Лореты взмывал к витым сводам Владиславского зала, валялся в подснежниках на Петршине и высовывал взлохмаченную апрельским ветром башку из всех игрушечных окошек Златой Улички.

Глаза ее становились все круглее и круглее, и «вопросы… летели, как пчелы из улья» 61 61 Цитата из книги Л. Соловьева о Ходже Насреддине «Очарованный принц» – о крепостях и королях, о Востоке и Западе, о европейской культуре, о Швейке и докторе Фаусте, и о Големе 62 62 Глиняный великан, которого, по легенде, создал праведный пражский раввин Лёв для защиты еврейского народа. – наконец-то, о Големе! Легенду о Големе мы читали еще дома, и вот теперь Гунька пришла к могиле его создателя, рабби Лёва, который до сих пор, и без мифического Белого Тезиса 63 63 В книге «Понедельник начинается в субботу» Стругацких утверждается, что Лёв бен Бецалель вмонтировал в созданный им Диван-транслятор некий Белый Тезис. Зачем он нужен, неизвестно, но его все ищут. , творит, говорят, чудеса, если как следует попросить 64 64 Считается, что на могиле рабби Лёва женщины, страдающие бесплодием, могут попросить о помощи. …

Я привела свою дочь на подаренное нам с ней древнее кладбище. Я никогда не видела у развинченного израильского подростка такой осторожной походки, какой шла Гунька по узкой дорожке между плитами-ладонями. Дрожащими пальцами, едва дыша, обводила она пыльные знакомые буквы на высоком обелиске – знакомые с детства буквы, из которых тут не складывались понятные слова 65 65 Язык идиш, на котором сделаны надгробные надписи, пользуется теми же начертаниями букв, что иврит. Однако прочесть написанное, владея только ивритом, невозможно. …

Как сейчас она-тогдашняя стоит перед моими глазами – наклонившая лоб, чтобы расслышать голос ветхого камня, – моя голубоглазая дочь. Ей двенадцать, и она взрослая. Я привела ее сюда – большего я сделать уже не успею, но главное у меня получилось: она приняла подарок. Это ее вотчина. Теперь я не умру. Потому что мой род не умрет.

…И я просила раби Лёва бен Бецалеля о волшебной его помощи, и была в мольбе своей неоригинальна. И назавтра был нам с Ленькой последний день, когда семейство, отправившись по магазинам, нас с ним оставило вдвоем… Было длинное и нежное солнечное утро, вышеградский парк, полный пестрых цветущих деревьев, голые еще ветки на фоне старинной ротонды, наше любимое темное пиво у Святого Томаша 66 66 Пивная «У Св. Томаша», расположенная на Малой Стране, является одним из старейших пивных ресторанов Европы. , шумная ярмарка у ратуши, где Гуньке в сюрприз – после веселых препирательств и примерок – была куплена длиннющая скоморошья шапка, бело-сине-полосатая, с помпоном страшного размера…

И вскоре по возвращении мы узнали, что привезли из Праги то, о чем просили. Мы привезли Марго.

У Дины Рубиной есть маленькая книжка, как она говорит в предисловии, «из остатков и обрезков». Но это ее писательские обрезки, отходы производства. А я тут нашла коробочку…

Толстенная пачка отпечатанных еще с пленки, «завалявшихся» фотографий: частью не особенно удачных, ненужных фотоопытов, неприглянувшихся вариантов, непригодившихся дубликатов, а то и просто вытащенных однажды из альбомов, чтобы кому-то показать, да так и не вернувшихся на место по моей безалаберности и забывчивости.

Может быть, именно из-за этой небольшой части заблудших овечек я не захотела выбросить все остальное. Случайно уцелевшие осколки бытия. Неценные. Те, что первыми забываются за ненадобностью. Да уже забылись!

Они вообще случайно попали на пленку.

Случайно.

Я с невероятным трепетом отношусь к этому слову. Я убеждена, что Вселенная появилась в результате случайности, властной даже над Всевышним. Сами мы всего лишь суть результат случайной группировки атомов. То, что в случайном (!) порядке сложено сейчас в этой коробочке, которую я случайно (!) открыла именно сейчас, может быть, сообщит мне нечто важное? Что там у меня, в очистках яблок, в обрезках постсоветской, но прецифровой эпохи? Страшновато начинать, но попробую. Честное слово, прямо сейчас начну таскать одну за одной, вслепую, из ящика, и записывать впечатления.

Хвать… О Господи, а ведь это Флоренция, апрель 1996. Хотя улочка совершенно безликая, круто поворачивающая, теплые желтые стены в три этажа, яркое солнце из-за угла, ставни на окнах, слева накренился припаркованный мотоцикл, справа темного дерева дверь с полукруглой аркой и маленькой плоской ступенькой. Я сама не думала, что помню эту ступеньку, а тем более, что я ее сфотографировала: именно тут я полчаса рыдала, потому что во Флоренции мы с Ленькой впервые по-настоящему поругались. Чуть не разбежались прямо там! Не помню, из-за чего. Не помню, как помирились. Ничего я не помню! Но точно: вот на этой самой ступенечке, на границе света и тени, справа от меня горячей от солнышка, гладкой и ласковой, я сидела, рыдая, а Леонид бегал взад-вперед по кривой желтой улочке, искривив физиономию…

Хвать… Годичной давности Гошка, очень лохматая, за поеданием хлопьев. Нос тут такой длинный, совершенно ленькин! Восемь фотографий про лохматость и поедание хлопьев! Это меня одолел приступ влюбленности в ребенка.

Гило 67 67 южный район Иерусалима на горе под снегом зимой 1992—1993. Жесткий темно-зеленый кустарник в белом воротнике. Белые хрустальные стебли камышового вида. Согнутая лоза. Белый газон. Зеркально-мокрый асфальт.

У меня на кухне весной 2004. Бабушка и Гошка. Гошка стоит на табуретке перед раковиной, замотанная в фартук: собирается мыть посуду. Что-то выясняет у бабушки. Бабушка смеется. Ближняя к объективу рука у нее мокрая.

21 февраля 2002. Подготовка к Пуриму 68 68 Еврейский праздник с обязательным детским карнавалом. , еще-не-четырнадцатилетняя Гунька изображает, вроде бы, проститутку. На ней черное полупрозрачное платье в блестках, черная горжетка, черные сетчатые колготки, серебряные босоножки и сумочка, и невозможной яркости лиловый парик из фольги. Стоит боком, упираясь ладонью в стену, морда у нее почти печальная от пересмеха. Выросла же она с тех пор.

Теперь анфас. Рука на бедре, плечо вперед, только на руке почему-то красная бисерная фенечка.

Совсем маленькая фотография, снятая намеренно наискосок: Питер октября 1993 года, с галереи Исаакия. Зеленые скульптуры соборного фронтона, тающая дымка уже голых веток перед зданием Двенадцати Коллегий, а за ним – стальная грозная Нева. Помню, как город казался мне тающим и исчезающим под лучами осеннего солнца, и помню плечо любимого одноклассника позади. Это мы вдвоем смотрели тогда с галереи.