Сайра Вервольф - Тёмные улицы

Незаметно такую вещь не провернёшь. Нужно время и душевная близость с человеком. А когда падают барьеры и человек становится самим собой? Правильно, когда он спит или занимается любовью. Вот и приходилось Гарпии жертвовать малым ради большого и священного.

Птица забирала себе грязь людей, чтобы снова летать. Во время оргазма и после завершения земной жизни.

За кадром оставались утопающие в тазике с кровью бритвы и лезвия и бесчисленные попытки суицида, когда душевная боль достигала апогея. За кадром оставались слёзы в подушку и угрозы богатого брата, занимавшего какой-то там пост в верховной власти и за руку здоровавшегося с премьер-министрами всех цветов и мастей. В стаде благородных аристократов завелась плешивая овца, портящая всю картину маслом.

Брат не понимал, что его попытки сделать из сестры леди высшей марки только усугубляют ситуацию. Стены давили на неё, лишали воздуха и свободного передвижения. Следующие по пятам охранники пробуждали приступы паранойи, от которых можно спастись только одним способом: запереться в комнате и залезть в шкаф. Тогда охрану убрали.

Ночные похождения по мужикам закончились тем, что Гарпию посадили под домашний арест. Но не надолго. Прыжок в окно с седьмого этажа вернул брата на землю.

И лишь жалость не позволяла ему упрячь Гарпию в психиатрический диспансер для богатых, куда даже комар носа не просунет.

Гадес.

Гадес лениво докуривал шестую подряд сигарету. Молоденькие официантки призывно стреляли в его сторону чересчур ярко накрашенными глазами и пытались выглядеть при этом крутыми и взрослыми. Наивные. Выставляют себя посмешищем и сами не понимают этого.

Поймал взгляд одной юной нимфы. Нить, пробежавшая от его глаз, мгновенно связала их в одно крепкое и неразрывное. Помани пальцем и на корячках приползёт, отдавая свою девственность прямо тут, на грязном, пропахшем пивом, столе в дешёвом (хотя почему дешёвом?) баре для байкеров и прочих оторвышей на окраине города. А может?

Похотливая мысль в отношении дщери человеческой горячей лавой разлилась по венам, находя отклик в голодном до женского общества теле.

– Ай, бесстыдник. Впустую тратить свою силу на каких-то замарашек! А ещё носишь имя бога.

Змеиные глаза полыхнули в табачном дыму.

– Тебя не учили, что подкрадываться сзади не хорошо? – Гадес болезненно поморщился.

Нить со слышимым только ему звуком лопнула, оставляя его, Гадеса, отпечаток на девочке-официантке. Ещё не принадлежит ему, но уже помечена. Чтобы другие знали, что у юного создания есть если не Хозяин, то претендент на тело и то, что тело может дать.

– Так я и не подкрадывался. – Широкий оскал обнажил зубы Змея. Острые, заточенные им самостоятельно. – Топал, как слон, пыхтел, как паровоз, выл, как привидение и крушил мебель аки безумный.

– Хватит паясничать. Говори, что нужно и убирайся в свою нору.

Змеиный отпрыск театрально закатил глаза и схватился за грудь:

– Я к тебе со всей душой, а ты бьёшь, не щадя. Эх ты, мертвечина ходячая.

Слова не возымели действия. Некромант так же лениво валялся в кресле, закинув одну ногу на другую и поигрывая цепочкой на шее. Массивное золотое украшение: две переплетающиеся в любовном танце змеи. Подарок бывшей возлюбленной.

Змей давно приметил этот странный артефакт, но всё не решался спросить, что за чудо девица подарило ему его и знает ли мертвяк значение цепи. Хотя подозревать, что Гадес чего-то не знает довольно опасно. Тот, кто имеет дело со Смертью и ходит у неё в любимчиках, если не в любовниках, должен знать всё на свете и даже больше. А вот показывать ли свои знания всем подряд – другой вопрос.

– Ты бы побрился что ли, Гадес. Ну ё-моё, девок уже на такое не купишь. До старости будешь играть со своими волшебными фокусами?

Молчание. Хозяин бара явно не настроен на общение с нелюдем.

– Ладно, ладно! Смой со своей физиономии скучающее выражение лица. Цыган кинул клич.

– Что?

– О, Земля услышала шёпот Луны? – Змей хихикнул и подмигнул сидевшему напротив мужчине с тёмными, почти чёрными волосами в шёлковой рубашке под цвет.

– Как – кинул клич? Когда? По какой причине?

– Нелюди просят о помощи. Цыган мог бы и сам принять решение и дать ответ. Но он уважает мнение каждого.

Выругавшись, Гадес встал со своего места и подошёл к окну. Свет восходящей полной луны создавал вокруг его головы серебряный диск.

– А… Она там будет?

Нелюдь понял, про кого речь и кивнул. Знал, что мужчина почувствует кивок. Прощаться не стал. Пожелания счастливой ночи только разозлят и без того взбудораженного некроманта. Лишь обернулся в дверях и чуть слышно произнёс:

– Ты бы аккуратнее… с девчонкой… Грай вон… Ещё тебя не хватало…

И ушёл, растворяясь в сумраке ночи. Весенний ночной дождь, начавшийся вслед за его исчезновением, смыл последние следы пребывания Змея в баре.

Гадес обернулся, почувствовав на себе взгляд официантки. Поймал его и открылся навстречу. Выпустил всю силу, ни на минуту не задумываясь, что делает. Ему нужно удовлетворение. Ему нужна разрядка.

Девушка слабо всхлипнула. Острые плечи, выглядывающие из под блузки безрукавки, понуро опустились. Ментальная преграда, если она и была, разбилась вдребезги перед мощью некроманта.

– Поднимись ко мне через пятнадцать минут.

Девушка кивнула. О том, что он жил на втором этаже здания, выкупленном им под забегаловку, знал весь персонал и посетители, коих было в избытке.

Другие официантки завистливо посмотрели в след своей напарнице, ломая голову, что же такое сказал хозяин. Но разгадать эту загадку сегодня не удастся. Через пятнадцать минут открытие бара и клиенты повалят лавиной. В прочем, как и всегда.

Он стал первым кто входил в её тело и мысли. Слишком взрослый. Слишком большой.

Сильное тело прижимало к полу, подавляя любые попытки вырваться. Оставлял синяки на руках и ногах. Прокусывал до крови нежную кожу шеи и груди и слизывал рубиновые капельки. Мозолистая рука закрывала рот, заглушая девичьи крики боли. В кабинете и спальне сделана звукоизоляция. Но мало ли.

Да он и не пытался показаться нежным. Заключил юную официантку в стальные объятия, как только она переступила порог комнаты, впился сухими губами в податливый красный рот. Мягкая, сладкая, ароматная.

Одним рывком разорвал тонкую ткань чёрной блузки с бейджиком бара и прямо тут же повалил на паркетный доски. Пол всегда легче отмыть от крови, чем простыни. А свою постель Гадес любил и был на удивление чистоплотным во всём.