Василий Карасев - Ксерокопия Вселенной. Космическое фэнтези

– Вы совершенно правы, мэм! – обиженным голосом вставил Симпатяга, – абсолютный идиот! Милашка, с которым мы стояли тогда рядом на взлетной площадке, совершенно не похож на меня!

– Лишь потом, заподозрив неладное, я снова вернулась в Рукав Шульца и перепроверила архивные данные. Еще полгода ушло на поиск «Симпатяги». И я успела в самый последний момент, проникнув сюда за полчаса до отлета на Анзас!

– А пираты? – недоверчиво спросил я, – они-то откуда на корабле Гатсона?

– Просто их корабль оснащен не портативным, а настоящим корабельным блокиратором. Они спокойно летели рядом, а мы и не подозревали об их присутствии. Это кто? – неожиданно спросила Ата, указывая на изображение Клементины, стоявшее рядом с экраном пьютера.

– Подруга, – сдержанно ответил я.

– Раньше у тебя был более изысканный вкус, – ядовито заметила она.

– Ой, только не нужно баек о нашей прежней бурной страсти! Вот с чем—чем, а с памятью у меня полный порядок!

– Позвольте не согласиться, сэр! – опять встрял Симпатяга, – вы никогда не помните, где бросаете свои вещи!

– Тоже мне сравнение! Брошенная рубашка и брошенная женщина.

– Небрежное отношение к окружающему миру – это привычка, которая…

– Замолчи, Железяка! – разозлился я. Тоже мне философ!

– А ты знаешь, – внезапно мягко произнесла Ата, – а теперь я верю, что ты не помнишь… Раньше сомневалась, а теперь верю. Но почему? Как получилось, что ты меня забыл? И когда? И как ты мог?!! – снова не выдержала она. Несколько раз глубоко вздохнула, будто делая странную дыхательную гимнастику, и продолжила:

– Хочешь, я расскажу тебе о прошлом? Может, ты все—таки вспомнишь хоть что-то!

– Ну, расскажи, – мне стало даже любопытно: что она еще выдумает. Да нет, не мог я влюбиться в эту странную женщину! Не в моем вкусе. Абсолютно не в моем!

Дым был горячим и влажным. И оттого колечки, выпускаемые невысоким азиатом по кличке Шакал, жили совсем недолго – всего пару метров. Так всегда бывает, когда куришь калабаш с кэвендишем. Вам не знакомы эти названия? Странно! Любой трубочник с удовольствием поведает вам, что калабаш – это трубка из тыквы, чаша которой имеет вставку из пенки, а мундштук изготовлен из янтаря. Ну а кэвендиш – это табак, подвергнутый обработке ароматическими веществами под давлением, создаваемым при помощи специальных прессов да еще и при высокой температуре. Получается сладкий и мягкий на вкус табак, который обычно добавляют в ароматизированные смеси.

– Что сегодня? Запах протухшей кукумарии? – недовольно поморщилась Рыжая Сара. Она на дух не выносила табачного дыма, даже такого изысканного, как кэвендиш.

– Кофе. Смесь робусты и арабики, – пояснил Шакал. Он сидел в стороне от небольшой кампании, четвертый час резавшейся в карты и, прикрыв глаза, наслаждался только что раскуренной трубкой.

– Шел бы ты в каюту, а? – не отставала от него Сара. – По хорошему. Итак голова от этих карт пухнет.

– Ну что ж, – поднимаясь со стула, мирно произнес Шакал, – я не Родриго де Херес, я удалюсь.

Однако глаза его сверкнули недобро. Недолюбливал он эту бабу, ох не долюбливал. Впрочем, как и остальные пираты, игравшие в карты: двухметровый бритый гигант по прозвищу Кривой Хряпа и невысокий худощавый юнец Феня… Разве что Старый Грюндик, длинный тощий старик с короткой козлиной бородкой и в старомодных пластиковых очках, вполне мирно уживался с Рыжей.

– Не кто ты? – переспросила Сара и тут же поняла, что фраза звучит коряво, – кто не ты? Тьфу! Про кого ты там болтал?

Но Шакал проигнорировал ее вопрос и молча покинул помещение. А мог бы, наверное, и рассказать. Родриго де Херес, капитан одного из судов Христофора Колумба, был первым европейцем, рискнувшим сделать пару затяжек индейского «табако». Зря он это сделал. За время обратного путешествия он пристрастился к табаку, а на дворе была средневековая Испания. Дым, струившийся из его рта и носа, так напугал соседей, что инквизиция бросила Хереса за решетку на долгих семь лет.

– Сколько еще нам болтаться в этой черной дыре? —пропищал тонким неприятным голосом Феня, но ему никто не ответил.

А в дверях возник краснощекий полный Капитан, вытирая ярко—желтым платком пот с налысо выбритой головы

– Кэп, ну сколько еще? – снова пискнул Феня.

– Заткнись! – рявкнул на него капитан, – достал уже, помет крокодила! Что там с этой девчонкой? Почему она себе спокойно попивает ром в чужой каюте, а не рассказывает, зачем понадобилась этим крысам из спецслужб?

– Вряд ли она пьет ром….

– Заткнись!

Старый Грюндик нехотя оторвался от карт, поправил дужку очков на переносице и неторопливо ответил:

– Эта лоханка «Симпатяга» оказалась сложнее, чем мы думали. Тащить-то мы ее тащим, а вскрыть не можем! Придется дожидаться…

Пронзительный перезвон почтового ящика, сообщавшего о новом письме, прервал пирата на полуслове.

– Почта? – морщась от неприятного звука, удивленно спросил капитан. – Здесь же черная дыра! Никакой связи нет!

– Да какая там почта! – отмахнулся Грюндик и с досадой бросил карты на стол, – сплошной спам. Эта зараза даже в черные дыры пролазит. Вот не должна, а пролазит, астероид ей в глотку!

– Нет, нет, смотрите! – оживился Феня, уже очутившийся рядом с компом, – письмо от этого… ну который нас нанял… Куратора! Сейчас посмотрю, что там…

– Я тебе посмотрю, придурок! Ну—ка вали от компа!

Капитан подошел к компьютеру, грузно уселся на обиженно скрипнувший стул и внимательно уставился на экран.

– Грюндик! – озадаченно спросил он, – ты что, изображение водилы этого корыта Куратору переслал?

– Ну да… Также, как Куратор сообщения шлет – под видом спама. А че не так? Вы ж сами приказали!

– Угу. Приказал. А теперь эта крыса просто в панике! Требует, чтобы мы немедленно захватили водилу. Даже бабки наполовину увеличить согласен! Нет, вы вписались, а?! За одного жмурика как за полоперации с перелетом в иную Вселенную! Да кто он такой, этот бродяга?!!

Я любопытен. Мне ужасно интересен мир, который меня окружает. И совершенно непонятны люди, которым все равно сколько миллионов человек проживает на планете Итай, каким способом хищная птица ондор закапывает свою добычу в землю или кто победил на последних галактических соревнованиях по бросанию иголок в стог стена.

Я воспринимаю жизнь как игру. Игру, в которой постоянно меняются правила, а кто-то и вовсе играет без них. Но сам я не люблю жульничать. Всякое, конечно, бывает, но такие победы не по мне. В них нет кайфа. Вот обыграть соперника по всем правилам да еще и перехитрить – это полный улет! Ведь хитрость и жульничество – разные вещи.