Игорь Маранин - Обезьяна счастья. Взрослые сказки

Чужеземные крестьяне по—русски не понимали, но сердцем чуяли: беда пришла. И словно в подтверждение тех чувств из следующей кареты вперемешку плач и хохот доносился: Несмеяна над погубленными нарядами горькими слезами заливалась, а Хохотана смеялась истерически. А из третьей кареты, к ужасу крестьян, кто-то на всю улицу бубнил слова, которых нет на Земле и никогда не будет ни в одном человеческом языке.

Прошла неделя, а, может, две и вот добрался царь Горох со своею свитою до моря—океана. Лошади воду понюхали, зафыркали громко, и дальше, как их кнутами не били, везти отказались. Пришлось вылезать из карет и думу думать. Заодно обнаружилось, что не все в семье это делать умеют. Собственно, никто не умеет, разве что Молчана, но она, если и надумает чего, нипочем с другими не поделится. Такой уж человек скрытный. Даже родителям до сих пор не сказала, что замужем. Живут в своей деревне, ничего не знают. И мужу не сказала, что у него не трое детей, а шестеро. Он-то в делах вечно, не заметил, когда половина народилась.

– Кто так думает?! – орал царь Горох, бегая вокруг детей и жены по песчаному берегу. – Глаза, глаза прикройте! Внутрь себя смотрите, чего там видите? Есть мысли, нет?

Мыслей ни у кого не было. Кроме одной: надо поехать в порт и сесть на попутный корабль. Но царю её сказать боялись, надеялись, сам додумается.

Быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но, наконец, переплыла царская семья с лошадьми, каретами и двумя сундуками шарфиков пролив Ла—Манш и оказалась на острове, где король Артур жил с женой, рыцарями и круглым столом. Ехать, правда, непривычно было – страна маленькая, особо не разгонишься. И туманы. Такие туманы, что кончик собственного языка не видно, если его изо рта высунуть. Царь Горох приуныл поначалу, но затем решительно шторы задёрнул, лучину зажёг и к жене поворотился.

– Ты вот неправильно молчишь, – заявил он. – Без загадочной улыбки на устах. Без румянцу на ланитах и томленья в чреслах.

Молчана от испугу аж спиной в угол вжалась. Припомнила сразу, что царь это её шесть раз уже говорил. И чем эти шесть раз закончились припомнила. А царь тем временем совсем распоясался.

– Эх, золото моё, – мечтательно сказал он. – Посмотри красота-то какая – ни зги не видно!

И, не останавливая кареты, целоваться полез.

При дворе короля Артура сначала никак понять не могли, кого это черт принёс и откуда. Часа два стояла делегация у ворот Камелота – препиралась со стражей. Хорошо волшебник Мерлин вышел, послушал, как Иван—Дурак говорит на английском языке, выученном вверх ногами, приказал царевича головой вниз поставить и внимательно выслушал. Ухмыльнулся, достал из кармана волшебную палочку да как треснёт ей Ивана по голове. У того искры из глаз посыпались, зато в голове всё на место встало.

– Пустите, – говорит Иван—царевич на чистейшем английском языке, – нас к королю, он для меня с сёстрами как отец родной. Нам с детства его письма каждый день читали. А он в тех письмах о нашем здоровье справлялся, успехам радовался да уму—разуму учил. Батюшка с ним не разлей вода друзья! Он ему одних своих портретов с полсотни выслал.

Очень Мерлин этим словам удивился. Вытащил тогда Иван—царевич обрывок последнего письма и протянул волшебнику. А сам вдруг видит, что написано в том письме сплошь «старый козёл», «больной ублюдок» да «чтоб ты сдох». Не сразу до Ивана дошло, что переводчик от страха, что царь Горох разгневается, совсем по—иному письма переводил. А вслед за тем понял царевич: не простит ему батюшка потерю единственного друга. На Руси-то у царя друзей не было.

Как бы царевич выкрутился – неизвестно. Но тут судьба вмешалась. Из ближайшего леса выскочила большая рыжая лошадь и поскакала галопом прямо к воротам Камелота. Если когда-нибудь чья-нибудь лошадь и была близка к тому, чтобы разрыдаться, то именно в этот момент.

– Убили! – громко ржала она на своём лошадином языке. – Зажарили огнём драконьим! О, Ланселот, любовь моя, как я без тебя жить буду? Кто накормит меня жёлтым, как солнце, сеном?! Кто напоит меня ключевой водой? Кто прикажет почистить стойло моё и расчешет гриву мою?!

Иван—царевич даже уши зажал ладонями, и только потом сообразил, что понимает теперь не только английский человечий язык, но и английский звериный. Лошадь резко затормозила у ворот, подняв облако влажной от ушедшего тумана пыли, и, кося глазом на своих русских сородичей, запряжённых в кареты, принялась пересказывать Мерлину о битве славного рыцаря Ланселота и короля Артура со злобным драконом. Оказалось, они набрели на драконье гнездо и, не подумав, пожелали зажарить себе на завтрак пару яиц. Но тут появился дракон, и Ланселот, защищая отступающего в пещеру короля, был насмерть опалён из вонючей драконьей глотки.

– Месть! – требовательно ржала лошадь. – Хватит сидеть за круглым столом! Око за око, яйцо за яйцо!

Тут уж, знамо дело, не до заморских гостей стало. Иван отцу всё в подробностях пересказал, только про то, что в письмах написано говорить не стал. Царь Горох сильно опечалился из—за друга, а как только увидел рыцарей и вовсе в чёрную печаль впал. Рыцари были пьяны настолько, что ковыляли, опираясь на мечи, аки на посохи, и не понимали, куда бредут.

– Кто в таком виде на войну ходит?! – причитал царь Горох, прыгая вокруг рыцарей. – Ты переведи им, переведи! Не слышат? От же сволочи. Королю смерть грозит, а они перепились с самого утра. Слышь, Несмеяна, расплетай шарфы! Ни черта они в подарок от нас не получат. Расплетайте с сестрой шарфы и вяжите себе обратно наряды. Ты переведи им, Иван, что шарфов не получат. Не понимают? Ну и черт с ними. Эх, двум смертям не бывать, одной не миновать – сам пойду друга выручать! Подсади—ка меня, Иванушка, на кобылу и меч подай – мы с тобой на подмогу королю идём.

Тут бы и сказать царевичу всю правду о короле Артуре и о письмах, да постеснялся он. Подсадил царя Гороха на лошадь ланселотовскую, сам на другую вскочил, и помчались они так быстро, как только могли. Правда, и тут царь Горох не удержался:

– Разве это аллюр? – обхватив лошадиную шею, кричал он животному в ухо. – Кто же так ноги ставит, кто так ноги ставит?! Резче передние выбрасывай, резче! И хвостом рули. Хвостом, тебе говорят!

Лошадь по—русски не понимала и оттого думала, что заморский царь ей ласковые слова шепчет. Довезла до горного ущелья, где дракон Артура в пещеру загнал и остановилась. Слез царь Горох, кряхтя, на землю, махнул Ивану рукой и пошёл вперёд по тропе. Долго ли, коротко ли шли, выходят они на большое открытое место. Справа – горы, слева – озеро, а посередине ходит по тропе чудо—юдо, страшилище огромное с глазами красными да лапой из клыков доспехи выковыривает, что не прожевались с Ланселотом вместе. Затем остановилось, принюхалось и вдруг говорит человеческим языком: