Василий Карасев - Ледяная дорога в Миктлан. Городская повесть-фэнтези

«Нужно будет сходить в библиотеку», – подумал Мерк, наблюдая за мышкой, суетливо выискивающей остатки кешью среди больших толстых книг. – «Интернет интернетом, а старые добрые книги еще не все перекочевали из реального мира в выдуманный». Но это, пожалуй, следует сделать завтра. После встречи с заказчиком. Как все—таки хорошо, что в доме нет телефона! Ни в доме, ни в кармане, нигде… Почтовые голуби сегодня куда надежнее слов, сказанных в пустоту, никто не обратит на них внимания…. Глаза Мерка снова закрылись, и он все—таки задремал под уютный шепот дождя.

После грозы город повеселел. Он стал похож на мальчишку, которого окатили на Ивана Купала. По тротуарам текли ручьи, заставляя прохожих прыгать с одного незатопленного островка на другой, автомобили поднимали тучи брызг, форсируя лужи, а жители домов открывали окна, впуская свежий воздух в душные от летней жары квартиры. Мерк прыгал вместе с остальными. Это сандалии Гермеса могли переносить того по воздуху, да еще и со скоростью мысли. В отличие от греческого бога, Мерк покупал свою обувь в обычном магазине. Оттого уже на третьей луже его сандалии зачерпнули кормой воды, и как он ни старался, изображая городской подвид кенгуру, продолжали черпать и дальше.

Мерк пересек широкую улицу, опасливо поглядывая по сторонам, и невольно залюбовался попавшейся навстречу девушкой. Держа туфли в руках, она шла босая по лужам и весело улыбалась. Прошедшей грозе и падающему за дома вечернему солнцу. Отряхивающимся от капель деревьям и смешным кузнечикам—прохожим. Распахнутым окнам и нарисованному на стекле булочной румяному хлебопеку. Улыбнулась и Мерку.

Он счел это хорошим знаком.

Хороший знак порою важнее амулетов.

Во дворе, где жила девушка господина Копилкина и ее полусумасшедший дед, ничего не изменилось. Даже Хмырь сидел в той же позе на той же скамейке. Будто и не уходил никуда, а, впрочем, может, и действительно не уходил. Хмыри обожают дождь и влажность. Мячик солнца еще не долетел до горизонта, но час—полтора, и город медленно утонет в летней лунной ночи. В отличие от Огневушки и большинства других нелюдей, Хмырь устроился в городе по-царски. Имел человеческие документы, работу, маленькую однокомнатную квартирку на первом этаже хрущебы и даже личный автомобиль – подобранный на свалке горбатый «Запорожец». Ездил без прав и документов на машину, но ни разу никому не попался под полосатую палочку. Едва они расстались с Мерком в полдень, как Хмырь тут же принялся наводить справки о молодом человеке. Потому как слухи слухами, а точная информация завсегда лучше. И послал одну из своих жен за Бродячим огоньком.

Проныра и всезнайка по прозвищу Билл Паленый Хвост был существом любопытным, многословным и восторженным. Днем он был почти не заметен, и его запросто могли спутать с солнечным зайчиком. А ночью перелетал от одного фонаря к другому, прячась в их желтом неживом свете.

Все—таки нам нужна своя радиостанция, Хмырь! Писать на гаражах и зданиях…. Знаешь, это неэстетично. И, кроме того, если хочешь знать мое мнение, не у всех элементарно есть руки. Или язык. Возьми хотя бы хатифнаттов – милейшие существа, если разобраться. Ты в курсе, что они оставили один из подъездов? Вот так взяли и ушли всей колонией? Да, ты можешь сказать, что слушать о хатифнаттах никому не интересно, но… Что, Мерк? Какой Мерк? Ах, Мерк! Ну, конечно же, знаю. В печальное время мы с тобою живем, Хмырь, в очень печальное. Вчера в Затоне умер последний межевик. И ты знаешь, кто пришел проводить его по последней меже? Никто! Ни единого нелюдя! Так и ушел он с бородой из колосьев… Мерк? Многие считают его колдуном. У него в мансарде есть солнечные часы, представляешь? Настоящие! Я, между прочим, и лично с ним знаком, да. Я ему в прошлом году в подземельях городского театра светил. Ох, и славная вышла прогулка! Мы искали Тень отца Гамлета. Шучу—шучу. Ему нужны были какие-то надписи на стенах. Ты скажешь, одно это доказывает, что он не колдун. Не надписи, конечно, а то, что он пригласил меня светить. Колдуну, мол, не нужны Огоньки, чтобы ходить по подземельям. Не факт, друг мой Хмырюшка, не факт! В печальное, повторюсь, время мы живем. Маги и волшебники вынуждены скрываться от мира. Конспирация! А странный это молодой человек, клянусь бородой усопшего Межевика, странный. Отшельник. Живет чуть ли не на крыше, весь дом древними книгами завален. И на руке браслетик непростой. С виду дешевка, да только меня не проведешь. Магическая вещь. Старинная. Об этом Мерке каких только слухов не ходит. Но если Мерк объявился на нашем краю города, то я буду рад снова с ним поработать. Чтобы этот молодой человек не затевал. И это главное, что я могу рассказать тебе о нем. Что же ты мне все—таки скажешь насчет радиостанции, друг мой? Ведь, считай, ведущий у тебя уже есть! Понял, понял… Не пришло еще время революционных идей. Ну, тогда я полетел. У меня еще, знаешь, сколько дел сегодня? Тех проведай, с теми переговори. Но вечером обязательно вернусь, очень уж любопытно, что там Мерк затевает… А ты пока насчет радио подумай. К тебе прислушаются, ты же Хмырь! Нынче в мире ежели кого и слушают, так только хмырей….

Когда Мерк вернулся во двор, где жила Варвара, был уже поздний вечер. Теперь он со своим старым знакомым Биллом Паленым Хвостом сидел на плоской битумной крыше хрущевки и ждал наступления ночи. Собственно, сидел Мерк, а Бродячий Огонек беспокойно кружился рядом, опечаленный категорическим запретом на разговоры. Дворник на крышу не полез. Хмыри вообще плохо переносят высоту, а уж скакать по крышам домов на виду у своих жен было бы просто опасно для чувства собственного достоинства и инстинкта самосохранения. Дворник прохаживался внизу, неторопливо подметая асфальт от сигаретных окурков, автобусных билетов, мятых банок из-под пива и прочего мелкого мусора и вслух размышлял о странном парадоксе: чем более развитым становится человеческое общество, тем больше оно напоминает помойку. Впрочем, таким был только смысл размышлений, словесной же их форме, увы, совсем не место на страницах книги.

Первые хрущевки имели шиферные и даже черепичные крыши, однако, очень быстро это было признано ненужным архитектурным излишеством. И крыши панельных пятиэтажек приняли привычный для современных горожан плоский вид. Низенькие чердаки с вентиляционными отверстиями словно специально строили для голубей и воробьев: засыпанные изоляционным материалом, они были недоступны для кошек. Птицы гнездовались и в доме, на который поднялся Мерк. Однако, к удивлению Билла, они совершенно не отреагировали на появление молодого человека. Спокойно занимались своими делами, вылетая из вентиляционных труб или расхаживая по крыше. Более того, Мерк не скрывался и от людей. Они тоже не обращали никакого внимания на сидящего на крыше человека, что-то задумчиво записывающего в блокнот. Вечер уже проглотил солнце, в квартирах зажглись окна, а на улицах фонари, но людей во дворе было еще много. Компания подростков громко смеялась, стоя у последнего подъезда. Подъезжали автомобили, стараясь втиснуться между себе подобными на маленький асфальтовый пятачок. Кто-то выпустил собаку, которая радостно носилась по опустевшей детской площадке и громко лаяла на прохожих. Мерк не обращал на происходящее никакого внимания. До полуночи был еще целый час, и он сочинял поэму в стиле касыды, одного из почти забытых жанров средневековой бедуинской поэзии. Поэма никак не складывалась. Слова и образы пугливо разбегались, едва чувствуя постороннее касание, и Мерк начинал злиться на самого себя. Казалось бы, вечер, крыша и неизвестное приключение впереди – что еще нужно для настоящего поэта? Он внезапно успокоился и едва заметно улыбнулся. Что еще нужно? Наверное, влюбленность… Затем посмотрел на беспокойные передвижения Билла Паленого Хвоста – терпит, молчит – захлопнул блокнот и принялся внимательно осматривать двор. Подростки уже исчезли, собаку загнали домой, машины полностью забили все свободные места, и лишь дворник никуда не ушел. Сидел на своей любимой скамейке и курил папиросу.