Александр Барышников - Penitus. Фантастическое путешествие в Плутонию

– Мой храп мешал тебе уснуть за рулем? – поинтересовался я невинным голосом. Кустенбаум коротко ёкнул и какое-то время молчал, он не ожидал подобного поворота. Я же, напротив, усилил натиск:

– Без моего храпа ты бы обязательно и бесповоротно уснул, а это, как пить дать, привело бы к аварии и неизбежной гибели двух человек – одного хорошего, другого по имени Петр…

– Ну, ты нахал! – изумился Кустинайтис.

– Вот она, черная людская неблагодарность! Вместо медали за спасение утопающих скромный, порядочный человек должен выслушивать незаслуженные упреки и обвинения.

– Аккуратнее с терминами, – предостерег командор. – Тем более, что мы не утопаем, а, кажется, совсем наоборот.

– Всплываем? – спросил я с искренней радостью. – Ура! Да здравствует величайший капитан всех времен и народов Петр Иванович Кустов!

– Всплывать-то мы всплываем, – отозвался Петр Иванович, – но как-то странно. Если верить показаниям приборов, то мы с тобой висим вниз головами. Тебе не кажется?

– Да нет, нормально. А какая, собственно говоря, разница? Мы же поднимаемся вверх, значит, все в порядке. А приборы могли выйти из строя во время наших кульбитов во вражеском неводе. Да и в трубе им, наверно, досталось. В конце концов, ты же сам сказал, что в реальных условиях аппарат не испытывался. Мало ли о чем вы в своей лаборатории мечтали! Гладко было на бумаге, да попутали овраги…

– Хамить не надо, – строго сказал Великий Куст. – Не люблю!

– Простите, Александр Сергеевич…

Какое-то время командор озадаченно молчал. Потом, выгнув корпус невообразимым способом, он обратил назад встревоженное лицо и внимательно окинул меня взором, который был наполнен срочно вернувшимся гуманизмом и бескорыстной заботой о ближнем.

– Отдохни, Алексей. Понимаю, трудно тебе пришлось, да и мне нелегко, но я все-таки профессионал. И поверь моему опыту: самое сложное позади, остались сущие пустяки, так что ты расслабься, думай о чем-нибудь приятном, а лучше всего – попробуй снова заснуть…

– Храпеть можно? – жалобно спросил я.

– Да ради Бога! Храпеть, сопеть, зубами скрипеть – пожалуйста!

Я открыл глаза и тотчас снова их зажмурил: внутрь аппарата вливался поток света, который после длительных потемок казался просто ослепительным. Еще я успел заметить, что вливающийся в иллюминатор свет имеет красноватый оттенок, а это означало, что солнце склонилось к закату, стало быть, на улице был вечер. Вечер второго дня моего пребывания на тропическом острове. Я взглянул на часы – они стояли. Странно, ведь никогда прежде мне не приходилось жаловаться на безукоризненно-точный и безотказный прибор стоимостью в две моих не очень хилых зарплаты… А спереди слышались явно ночные звуки – утомленный плаваньем командор безмятежно спал, издавая храп, сопенье и зубовный скрежет. Все понятно: солдат спит, служба идет. А почему бы и не поспать за казенный (или спонсорский) счет? И этому безалаберному солдату нет никакого дела до ни в чем не повинного бедняги, который за свои кровные и весьма немалые денежки прилетел за тысячи километров, чтоб насладиться общеньем с природой, подышать живительным воздухом океанского побережья, окунуть усталое тело в теплые и ласковые волны. Да, совсем уж распоясались товарищи ученые, доценты с кандидатами…

– Рота, па-адъём! – гаркнул я голосом лютого старшины. – Ка-аму спишь, ё-пэ-рэ-сэ-тэ!

Никакой реакции. Ах, да, Кустилу же в армию не взяли, что-то там со здоровьем, не помню точно. Ладно, попробуем по-другому.

– Петька! – заверещал я голосом потоньше. – Наших бьют!

Кустик дернулся, угрожающе замычал, пытаясь вскочить на ноги, попытка оказалась безуспешной; тут он наполовину проснулся и завертел головой в разные стороны. Мой беззастенчивый хохот пробудил командора окончательно.

– Ты чего? – спросил он с обидой в голосе.

– Станция Березай, кто приехал – вылезай!

– Да что вы говорите! – язвительно отозвался Великий Куст и протяжно зевнул. – Может, вы еще мой билет проверите?

– Ладно, хватит трепаться. Открывай!

– Мальчик хочет пописать?

– Вот именно!

Кустище лениво потянулся, насколько это позволили размеры аппарата, неспешно открутил барашки люка и откинул крышку. Мы какое-то время сидели неподвижно, наслаждаясь свежим дыханьем забортной атмосферы. После специальной газовой смеси, которая во время плавания автоматически подавалась из баллона внутрь аппарата, этот новый нелимитированный воздух казался очень вкусным, он слегка опьянял, как хорошее вино, и сладко кружил голову.

– Пора, – сказал Петька и неуклюже полез в раскрытый люк. Вы правы, Петр Иванович – пора. От многочасового сидения в жестком кресле мой нижне-аръегардный фасад совсем задубел, ноги затекли, коленки ломило, лоб тихонько ныл… Утешало одно: скоро все закончится, я, наконец, приступлю к нормальному отдыху, и через пару-тройку дней мы будем со смехом вспоминать сегодняшнее приключение. Утешаясь этой приятной мыслью, я последовал за командором, который уже гремел подошвами по внешней обшивке своего чудо-аппарата.

Кругом плавно колыхались отливающие красным волны. Небо было чистым, но не голубым, а темно-синим. Солнце же – я сразу обратил на это внимание – стояло в зените. Значит, еще не вечер, и плаванье было не таким уж длительным, как показалось, просто в разных обстоятельствах время движется с различной скоростью. А может, это «не вечер» другого дня? Я взглянул на часы – они по-прежнему стояли. Тогда я встал рядом с командором и начал растирать занемевшие мышцы.

Однако, странно: солнце стоит в зените, как в полдень, но цвет его красный, как вечером. О, мама мия! Красное солнце – признак надвигающегося шторма. А до ближайшей земли довольно далеко, светлая полоска береговых песков смутно виднелась в розоватой дымке. Выше этой полоски так же смутно зеленели буйные тропические заросли, а еще выше и дальше громоздилась высокая гора, которая в свете странного сегодняшнего солнца казалась оранжевой.

– Где это мы? – спросил я. Великий Куст молча пожал плечами.

– Ну и? – снова спросил я, ибо бессловесный ответ меня совсем не устраивал, очень хотелось кушать, а истомленная безвестностью душа жаждала хотя бы какой-то определенности. Но командор молчал, морщил умный лоб и пытливо вглядывался в морскую даль. Так прошло не менее минуты. Наконец, молчание кончилось.

– О! – коротко окнул Кустище, энергично воткнув в небо длиннющий указательный палец. – Экспериментальный сухпай!

Он целеустремленно сунулся в раскрытый люк, поелозил тощими ягодицами и исчез в недрах аппарата. Сухпай так сухпай, подумал я, выбирать все равно не из чего. Экспериментальность тоже не пугает, ибо не все научные эксперименты заканчиваются летальным исходом живого подопытного материала…