Алексей Жарков - Избранные. Боди-хоррор

Гробы заранее положили в фанерные коробки с надписью «Оборудование». Леониду Николаевичу время от времени доставляли такие посылки, так что у соседей не должно было возникнуть вопросов.

Гробы занесли во флигель учёного, и он расплатился со смотрителем и его товарищами, постаравшись тут же выпроводить их на улицу. Все трое обещали держать язык за зубами. Леонида Николаевича это волновало меньше, чем они, вероятно, думали. Ему требовались только два дня – всего два!

Лаборатория наполнилась запахом тления и земли, как только профессор водрузил гробы на стол, перетащив их при помощи тачки из гостиной, где их оставили сторож с приятелями. Он не стал их вскрывать – это оказалось выше его сил. Гнилое дерево не должно послужить препятствием для воскрешения, а смотреть на кости, на истлевшую одежду… Нет! Ни за что!

Леонид Николаевич постоял немного, глядя на гробы – один большой, другой поменьше – и хотел уже уходить, когда гомункул вдруг издал душераздирающий вопль!

Обернувшись, профессор увидел, как существо катается по полу клетки, выгибаясь в конвульсиях. Кожа его потемнела, наросты полопались, и из них сочился жёлтый гной, источающий омерзительное зловоние!

Монстр забормотал что-то, потом перешёл на крик. Голос его звучал почти по-человечески, только слова, слетавшие с почерневших губ, принадлежали языку, которого профессор не знал.

Во взгляде остекленевших выпученных глаз полыхало такое безумие, что Леонид Николаевич невольно попятился и остановился, только упершись в край стола.

С отчётливым звуком лопнуло ещё несколько наростов, и вонь стала нестерпимой. Гомункул уставился на профессора и закричал что-то, злобно скаля зубы. Изо рта его хлынула кровь!

Не помня себя, Леонид Николаевич бросился вон из лаборатории. Он мчался, плохо разбирая дорогу, в свой кабинет, где в нижнем ящике стола хранился револьвер.

Оружие было заперто вместе с коробкой патронов, и пришлось повозиться минут десять, чтобы отпереть замок и зарядить дрожащими руками пистолет. Леонид Николаевич купил его после гибели жены и сына – для себя. Хотел застрелиться. Потом передумал и запер револьвер в стол. Он надеялся, что правильно запомнил объяснения продавца, показавшего ему, как обращаться с оружием.

Когда Леонид Николаевич подбежал к распахнутой настежь двери лаборатории, из комнаты не доносилось ни звука. Профессор даже остановился на пороге. Его охватила тревога: почему существо замолчало?!

Он вошёл, держа пистолет перед собой. Вспомнил, что нужно взвести курок. Проделал это, вздрогнув от неожиданно резкого щелчка.

Леонид Николаевич медленно двигался в сторону клетки. Гомункула видно не было, но обзору мешали приборы, расставленные накануне.

Наконец, профессор подошёл достаточно близко.

Монстр лежал на полу клетки, раскинув руки и ноги. Тело его неестественно вывернулось, словно перед смертью мышцы скрутила жесточайшая судорога.

Всё вокруг было заляпано кровью и жёлтым гноем.

Глаза у гомункула закатились, а пальцы застыли растопыренные.

Леонид Николаевич не сомневался, что он мёртв, но не решился достать его из клетки. Завтра он договорится, чтобы ему доставили известь, и растворит в ней это жуткое существо!

Но что делать с запахом? За ночь он пропитает всю лабораторию, и в ней станет невозможно находиться. Открыть окна? Профессор надежно заколотил их еще год назад, когда полностью перенёс эксперименты домой. Наверное, лучше накрыть труп какой-нибудь промасленной тканью. Леонид Николаевич осторожно втянул ноздрями царившее в комнате зловоние. И всё-таки открыть хотя бы одно окно! Оторвать доски и открыть!

* * *

Известь доставили после обеда. Леонид Николаевич едва дотерпел, ибо вонь от трупа начала просачиваться из лаборатории в остальные комнаты. Кроме того, соседи выражали недовольство – через открытое окно кабинета было слышно, как они обсуждали на улице эксперименты учёного.

Профессор наполнил известью металлическую бадью, поместил в неё останки существа и накрыл резервуар крышкой. Он хотел как можно скорее разобраться с этим делом, потому что оно отвлекало его от последних приготовлений к предстоящему воскрешению.

Когда Леонид Николаевич подключал приборы и проверял электрические цепи, руки, затянутые в плотные перчатки, слегка дрожали. В теории всё должно было сработать, но что окажется на деле, учёный не знал и знать не мог. Он надеялся, что первый эксперимент станет и последним, но внутренне готовился к тому, что Марта и Андрей не оживут, и придётся работать дальше.

Профессор разместил гробы на столе, накрыв их специальной металлической сеткой, которая должна была направить потоки энергии, спродуцированной при помощи приборов.

Всё оказалось готово примерно к пяти часам вечера. Леонид Николаевич, чувствуя приятное возбуждение, в последний раз проверил контакты и убедился, что жидкости будут поступать по всем резервуарам так, как положено. Природу некоторых открытых им процессов он и сам не понимал до конца, – приходилось балансировать между наукой и интуицией. Но все проведенные по отдельности опыты, а также эксперимент с кроликами, оживлёнными гомункулом, показали, что Леонид Николаевич двигался в правильном направлении. Сработает ли система с людьми – вот в чём вопрос! Здесь требовались большие мощности, которые профессор не испытывал. Но сегодня всё станет ясно – а это уже немало.

Леонид Николаевич отступил, чтобы окинуть взглядом лабораторию, превращённую в единую машину, центром которой являлись два стоящих на столе гроба.

Он достал из жилетного кармана хронометр и откинул крышку. Меньше двух часов!

Профессор невольно улыбнулся. Он чувствовал, что всё получится. Его семья вернётся из небытия вопреки всем известным человечеству законам природы! Они будут вместе, – как прежде.

Взгляд Леонида Николаевича упал на стеклянный короб, в котором жили воскрешённые гомункулом кролики. Учёный оставил их на некоторое время для наблюдения. До сих пор животные чувствовали себя прекрасно, хотя накануне казались сонными и двигались очень мало.

Но сейчас профессор смотрел на тяжело дышащих, гниющих заживо существ, лишившихся шерсти и покрывшихся язвами и нарывами. С одного кролика частично слезла плоть, обнажив рёбра и часть позвоночника. У другого изо рта, глаз и ушей сочилась кровь. Последний выглядел не намного лучше своих собратьев, хотя ещё и не достиг такой стадии разложения. Его кожа покрылась тёмно-лиловыми и жёлтыми пятнами, вены расширились и пульсировали, лапы судорожно подёргивались – животное охватили конвульсии.

Словом, все трое явно находились на последнем издыхании и едва ли могли протянуть долго.