Фёдор Толстоевский - Идиоты. Петербургский роман

– А я, может быть, и убью кого-нибудь, – пробурчал Упырь.

– Ах, оставьте, я не о том, – сказал я, – Я подтверждаю, что у вас хороший культурологический проект в лучших традициях апологетов деконструкции и постмодернизма. Но сама по себе акция, вот этот поступок, о котором вы говорите – ничто вне контекста вашего проекта, вне вашего поведения до и после акции, вне ваших слов. Это – иллюстрация к культурологическому эссе. И это не искусство. Вот ваш проект – искусство, но словесное искусство. Другого искусства сейчас нет.

– Я не совсем понял насчёт гибели смыслов? – это Лэмб, отсевший подальше от Анастасии и уже начинавший чувствовать себя лучше.

– А вы бы могли, раздевшись догола, изображать собаку? – спросил его Упырь.

– Нет, ни за что.

– Значит, по крайней мере, один из перечисленных Гектором смыслов для вас не умер.

– Отсталость, чудовищная культурная отсталость. Убожество и косность, – издевательски пробормотал Феликс.

– А вы бы, наверное, могли, – вежливо обратился Лэмб к Голубцову, – за определённую сумму денег?

Голубцов оскорблённо молчал.

– Никто не предлагал, – сочувственно проворковал Лэмб, – и я вам говорю, что подобный жалкий хэппенинг устраивали и пятьдесят, и сто лет назад, и нет в этом ничего нового. Устраивали за деньги, перед тем или иным власть имеющим – те, кто добровольно брали на себя роль шута, можно и данные найти в архивах. Вот вы, – обратился он к Упырю, – ведь имели от этой акции определённые дивиденты?

– Могу сказать, что получил некоторую известность, и доходы мои возросли.

Я рассмеялся.

– Вот в чём разница культурологического эссе без иллюстрации и того же самого с иллюстрацией, которую предлагает Упырь. В том, что каким блестящим бы оно ни было, без иллюстрации за него вряд ли заплатят, пусть хоть десять ещё самых потрясающих смыслов деконструируются там. За иллюстрацию же этого эссе господин Упырь получил несомненную известность и некоторые средства.

– Но где же обещанные хорошие поступки? – прервала нас Анастасия. – Господа, вы отступаете от темы. Чья теперь очередь?

– В прошлом году, – начал крупье, – в зал с рулеткой ходил один человек. Он обычно появлялся вечером, где-то около восьми, и оставался до утра, покуда хватало денег. Он всегда играл очень нервно – когда не везло, бил кулаком по столу, ронял жетоны, матерился, а несколько раз даже пытался ударить меня или других работников казино. Гнал от стола блондинок и старух с бриллиантовыми колечками на пальцах, твердил, что они приносят ему неудачу. Я никогда не уважал таких неуравновешенных игроков, но постепенно привык смотреть на них, как на непослушных детей. В конце концов, мы же начинаем игру, а такие как он – они играют, это для них, и нельзя упрекать инфантильных бедолаг в том, что время от времени им хочется наброситься на нас, как на ненавистную няньку в детском саду. Ну, конечно, мы начинаем со временем узнавать постоянных клиентов, а этот мужчина был заметен своей мрачной сосредоточенностью, раздражительностью и довольно крупными проигрышами. Ему катастрофически не везло, хотя, как я понял по манере его ставок, парень имел некую систему игры. Он всегда начинал с зеро, а потом брал любую цифру и от неё прибавлял по шесть для следующего хода, одновременно увеличивая и ставку. Полная чушь, как оказалось. Ну вот, и где-то в апреле я почувствовал, что парень был на пределе: проигрывал он меньше, чем обычно, но нервничал несоразмерно. В тот день, когда он ударил женщину, он проиграл вообще всего около ста долларов – мизерная сумма по сравнению с его прошлыми потерями.

– Ударил женщину? – переспросил Лэмб, которому стоило больших трудов угнаться за быстрой речью крупье.

– Ну да. Старушку с бриллиантовым кольцом. Она какое-то время стояла возле стола – не просто глазела, а присматривалась к игре и соображала, куда бы поставить. Но он попросил её отойти – вначале не грубо, просто предложил перейти к другому столу. Но она не захотела, а подвинулась ближе к нему и стала повторять его ставки, хотя они не выигрывали. Именно это и взбесило его, – что эта старая вешалка следует его системе, но не чтобы выиграть, а чтобы позлить его. Или он думал, что сам проигрывает потому, что она присоединяется к его ставкам – не знаю. Но когда он начал второй круг, и они оба поставили на зеро и оно не выпало, он молча повернулся к ней и ударил её кулаком в лицо – несильно, только размазал красную помаду, но представьте состояние бедняжки! Конечно, мы выволокли его из зала с намерением больше не пускать в казино. Да и видно было, что последнее время он стал пустым, неинтересным для нас. Ну и всё. Выволокли и забыли. Старушка тоже больше не появлялась, она никогда и не была регулярной клиенткой.

– И всё? – спросил Голубцов. – А где же тут интрига? Где хоть какой-то поступок?

– Это всё, – сказал крупье. – А чего вы ещё хотели? Я примерный семьянин, образцовый работник казино. Я выполнил свои обязанности – выволок этого хулигана, и дело с концом.

– Ничего себе! – присвистнул Феликс.

– Вы нас обманули, – обиженно пробормотал Голубцов.

– Давайте я теперь расскажу, как каждое утро хожу на горшок, – предложил Упырь.

– Шутка! – как-то неприятно сказал крупье, не меняя выражения своего невозмутимого, покерного лица. – Сейчас я продолжу. Прошло несколько месяцев. Я от скуки наблюдал за двумя-тремя завсегдатаями, которые привычно радовались мелким выигрышам и несильно страдали из-за проигрышей, когда появился этот человек. Он стал приходить каждый день, и поначалу играл не у меня, а за столом блэк-джека. Он делал очень крупные ставки и прекрасно держался, когда проигрывал. Ни малейшего раздражения, никаких малодушных проявлений. Потом…

– Потом появилась старушка с бриллиантиками, он стукнул её кулаком, и вы его выволокли, – нервно засмеявшись, сказал Лэмб.

– Нет, это будет в третьей серии, – хладнокровно произнёс крупье. Хотя в чём-то вы правы. В общем, он перешёл за мой стол и начал ставить – расточительно, по-крупному. И тут я забеспокоился, – он ставил совершенно так же, в той же последовательности, что и парень, которого мы вышвырнули за двери несколько месяцев назад. Разница была только в том, что теперь эта система стала себя оправдывать, – он выигрывал, хотя по всему было видно, что этот выигрыш не имеет для него такого значения, как для того злосчастного парня. Повторяю, он был абсолютно спокоен во время игры – само достоинство и терпение. И что я должен был подумать? Внешне эти два человека были совершенно разными, и волосы, и губы, и носы отличались разительно. Правда, второй был в элегантных очках из тёмного металла. Только рост у них более-менее совпадал, насколько я мог вспомнить. Как вы понимаете, у меня возникло подозрение. И было любопытно, очень любопытно. Как раз несколько месяцев назад в городе случилось дерзкое ограбление инкассаторской машины. Стрелявшего преступника так и не поймали, хотя были свидетели. Украденная сумма была колоссальной, и я начал задумываться, уж не сделал ли наш старый знакомый пластическую операцию, не сменил ли паспорт и не пользуется ли теперь безнаказанно плодами своего преступления. Но как проверить? Доказательств у меня не было никаких, что же до системы, – он вполне мог по пьянке рассказать её такому же игроку. Наконец, я придумал маленькую провокацию. Вот здесь мы и подходим к старушке, – он вежливо кивнул Лэмбу. – Старушку я нашёл на помойке. Ну, не в прямом смысле… Короче, достаточно благообразная старушка рылась в помойке во дворе моего дома на Рубинштейна. Бедняжка была только рада устроить небольшой маскарад за приличную сумму денег. Большего труда стоило лишь обучить её азам игры на рулетке. И вот когда эта потрёпанная Пиковая Дама подвалила к моему клиенту, я был разочарован, не почувствовав никакой реакции с его стороны – никакого раздражения, попыток отодвинуться, даже лёгкой брезгливости. Это ведь я только так сказал про «потрёпанную», – на самом деле, день был потрачен на то, чтобы придать её волосам соответствующий нежно-платиновый оттенок, а фальшивый бриллиант на пальце почти ослепил меня, когда она ещё входила в зал. Но слушайте дальше. Старушонка стала играть, – ей было тем легче, что она должна была только повторять его ставки, как я её учил. И что вы думаете, произошло?