Елена Толстая - Большая нефть

Макар Степанович отвечал, как всегда, взвешенно и рассудительно:

— Им, конечно, верить на слово нельзя, но ведь все возможно… Если бы ты. к примеру, шесть лет назад меня спросил о полетах человека в космос — что бы я тебе ответил?

Все дружно рассмеялись, представив себе гипотетический диалог между Векавищевым и Макаром Степановичем. Ясное же дело, что ответил бы Дорошин: «Ненаучная фантастика для младшего школьного возраста».

— Так что вот, Андрей, — когда все отсмеялись, заключил Дорошин, — все возможно. Должны же они ответить нам за Гагарина, за Терешкову, за Леонова…

— И все равно не верю, — проворчал Андрей.

Вспомнив недавний разговор о Векавищеве с Авдеевым, Буров решил подколоть друга:

— Андрей, у тебя политика страуса.

Клевицкий быстро вмешался, не дав Векавищеву вспыхнуть и наговорить ответных дерзостей:

— Да ладно вам, мужики, пусть американцы слетают себе на Луну. Зато мы полетим на Марс.

— На Марс? — переспросил Буров.

— Лично я за нашу державу спокоен, — заявил Клевицкий.

Буров искоса посмотрел на него. Лично он, Буров, спокоен за участок работы, порученный Клевицкому. Такого ничем не собьешь, это точно. Скажут — лети на Марс и возводи там Дворец культуры марсианина, соберет в тощий портфель смену белья, пачку чертежей и полетит. И построит. Очень даже запросто.

— Ладно, — согласился Буров, — считайте, что вы меня уговорили.

«Радары» — боковое зрение — уловили движение в плохо освещенном переулке. Буров остановился. Девушки — Маша и Вера. Идут и хихикают. Все дела у них девичьи — а ведь в городе неспокойно, бродит банда, да и стемнело уже два часа как. Ну, девчонки! А потом обижаются на «происшествия».

Клевицкий мгновенно оценил встречу:

— Ого! А это кто?

Векавищев расплылся в улыбке:

— В библиотеку надо ходить, Митя. Там у нас такие чудеса собраны… собрание Фенимора Купера и новый роман «Друзья и враги Анатолия Русакова». Не слыхал? Вся Москва зачитывается.

Между тем Маша уже подошла к дружинникам. Коротко поздоровалась со всеми и заглянула в глаза Векавищеву:

— Нехорошо, Андрей Иванович. Обещали зайти и не заходите. А вас, между прочим, книжка дожидается.

Добрая улыбка против воли расплылась на лице Векавищева.

— Что же это вы так поздно с работы возвращаетесь?

Вера бойко вмешалась:

— Мы картотеку сверяли.

— А, картотеку… — изображая понимание, кивнул Векавищев.

Маша собралась с духом и задала тот вопрос, который мучил ее и так и вертелся на кончике языка:

— А куда Вася Болото пропал? Вы совсем ему в город не разрешаете приезжать?

Векавищев хмыкнул:

— Ну почему вот так сразу: «не разрешаю»? Вы меня прямо каким-то крепостником изображаете, Маша. Просто Вася Болото перевелся на самую дальнюю буровую. Ему до города теперь и не доехать.

Лицо Маши странно изменилось, сделалось как будто разочарованным…

— Он мне еще три книжки не сдал, — быстро нашлась она.

— Ну что ж, увижу — непременно ему напомню, — обещал Векавищев. И не без умысла спросил: — Может, ему что-то еще передать?

— Нет, ничего, — сказала Маша, отводя глаза.

Она попрощалась с остальными, кивнула Векавищеву, задержалась взглядом подольше на Клевицком и, подхватив Веру под руку, скрылась в переулке.

— А что это был за солидный мужчина? — Вера явно положила глаз на Клевицкого.

— Понятия не имею… — рассеянно ответила Маша, — а тебе зачем? Наверняка он женат. Выбрось из головы.

— Откуда ты знаешь, что женат?

— Да чтоб такой мужчина — да холостой ходил? — поддразнила подругу Маша.

— Векавищев тоже холостой, — парировала в ответ Вера, — и ничего!

— И ничего! — хором повторили обе и расхохотались от души.

Вот и пойми этих девчонок!..

Не сдавший книги Василий Болото проводил свои угрюмые досуги в красном уголке. Читал. Между прочим, Шекспира. А это мало что пьеса с идиотскими поступками героев, так она еще и стихами. Но в общем, если вчитаться, то захватывает.

Попытки отвлекать Василия на разные глупости заканчивались для наиболее ретивых товарищей очень грустно. Впрочем, устав после работы и употребив некоторое количество самогона, они утрачивали связь с реальностью и забывали свой предыдущий печальный опыт.

— Вась, ты здесь, что ли? — радостно обратился к Болото товарищ. — А мы тебя искали. Решили выпить по случаю окончания смены.

В руках у него гулко брякали жестяные кружки. Новый буровой мастер ясно сказал: увижу на работе пьяным — уволю к чертовой матери. И, кстати, одного уволил. К этой самой матери. Несмотря на угрозы, обещания жаловаться, протесты и ходатайства группы товарищей. Когда все эти меры воздействия на упрямого Елисеева провалились, буровики неожиданно перешли на сторону мастера и сами предложили своему незадачливому товарищу «больше не маячить» и катиться ко всем чертям.

— В самом деле, от одного пьяного столько беды может быть. Сам придешь трезвый — а под пьяного попадешь, и все, получай, мамаша, похоронку.

Но после смены — совсем другое дело. В личное время рабочих мастер не вникает. Считает святым. Чем он сам, кстати, у себя в вагончике занимается — никто не знал. Кроме Болото. Болото заходил как-то раз. Видел это жилье аскета и десять книг по специальности, раскрытые на чертежах и схемах. Вот и вся личная жизнь. Далеко пойдет.

— Не хочу, — Болото оттолкнул кружку со спиртом, — настроение хреновое.

Однако приятель не унимался:

— А правду говорят, что ты к нам перешел из-за того, что с Векавищевым подрался?

— Рот закрой и глупостей таких не говори, — оторвался от Шекспира Вася Болото.

Вмешался помбур Вахид:

— Да ладно, ладно, успокойся. — Вахид всегда держался миролюбиво и чем пьяней был, тем ласковей разговаривал. — Мужикам же интересно — почему ты ушел от лучшего бурового мастера.

Болото не отвечал.

— Да ладно, братцы, — примирительным тоном заметил третий. — Не хочешь говорить, Вася, — ну и не говори. — Он подмигнул остальным: — Тут, видно, дела сердечные. — И задушевно прибавил: — Повариха, что ли, не дала?

Василий флегматично запомнил, на какой странице остановился. В последнее время завелась такая привычка. А то задрало уже — по десять раз одну страницу перечитывать. Он аккуратно закрыл книгу, положил ее на стул. Встал. И быстрым, точным ударом в челюсть отправил шутника на пол. После чего уселся обратно под выцветший красный вымпел, раскрыл книгу, нашел нужную страницу и погрузился в чтение. Гамлет как раз нес разную ахинею над трупом утопшей Офелии. Ума у этой Офелии было как у курицы, но Гамлету она нравилась за нежный характер.

Вера Царева давно уже съехала из дома, который даже родным назвать не могла. Жила в общежитии вместе с Машей.