Ольга Никитина - Си-бемоль

Девятнадцать, двадцать, двадцать один, двадцать два…

Искусство– это способ выразить свое «я» внешними инструментами. Кастинг– это попытка доказать себе, что твое «я» интересно кому-то еще. Но от тебя лично зависит, ну, не более сорока процентов. Остальное– лотерея. Видение режиссера, видение хореографа, не говоря уже о «своих», которые «на короткой ноге» с хореографом или с режиссером, а то и с обоими. Да и просто– заметят ли тебя в толпе. Не пройденный кастинг– это маленькая смерть. Убийство своего «я».

И все же… и все же не ради первых мест трудится истинный спортсмен, не ради признания работает артист. А потому, что получает наслаждение от самого процесса. Потому, что тридцать секунд, в которые тело выплескивает музыку в заданной последовательности движений, останутся самыми сладкими воспоминаниями в картотеке души. Те, которые согревают холодными вечерами и одинокими ночами. Те, ради которых стоит жить.

Пять-шесть-семь-восемь…

Спасибо. Следующая группа.

Спасибо?! И только-то? Дайте же станцевать еще раз. Хотя бы раз. Я ведь столько умею! Я ведь столько могу сказать…

Но мы отходим в сторону– номера с девятнадцатого по двадцать четвертый.

Продолжение тянется невыносимо долго. Может, все-таки, попросят станцевать еще раз!..

Но нет. Секретарь перекладывает карточки. Сейчас назовут номера, которые останутся на следующий этап. Остальным– спасибо. Вы все-прекрасные танцовщики… Бла-бла-бла…

Номер два, три, пять, шесть… восемь, двенадцать, двадцать, двадцать два, двадцать три…

Я несколько раз сравниваю свой номер на груди с прозвучавшими словами. Двадцать два. Первая цифра– двадцать, вторая– два. Кажется, верно. Это мой номер! Я остаюсь!

Нам советуют отдохнуть– теперь черед второй группы, затем– небольшой перерыв и вторая часть.

Отдохнуть… отдыхал ли Кутузов между сражениями?!

Кое-как коротаю время. Немного болтаю со знакомыми, немного листаю фейсбук. Главное, поменьше думать. Главное, не потерять «волну».

И вот нас зовут в зал. Теперь нас уже вдвое меньше, и мы все уменьшаемся в один заход. Блондинка в коротких шортах тоже здесь. Наверное, за смелость. Парная работа. Поддержки. Мне достается в пару темноволосый парень с круглым лицом, приятный, немного выше меня, крепкого телосложения. Илья.

И все начинается сначала. Пять-шесть-семь-восемь.

Через десять минут мы снова потные и разгоряченные. Ладони скользят при захвате. Плечо у Ильи скользит, когда он поднимает меня в арабеск вниз головой. Но это все не имеет значения. Удержаться любой ценой. Я впиваюсь ногтями.

Снова делят на группы. Я оказываюсь в первой. Волнение улеглось– незнакомая обстановка стала привычной. Мужские руки держат крепко и поднимают уверенно. Мы выполняем комбинацию без ошибок и улыбаемся друг другу признательно. Ждем.

Сейчас мы назовем номера, которые останутся на следующий тур. Вокальный.

Слово щекочет где-то в районе копчика.

Два, три, восемь, двадцать, сорок четыре…

Что? Нет, вы, наверное, пропустили. Ошиблись номером. Не может быть!.. Мы же все сделали!.. Мы же все сделали!– хочу завопить я.

Восемьдесят шесть и номер двадцать два.

Она это, правда, сказала или это я закричала в агонии?

Простите, двадцать два?

Двадцать два,– кивает она с улыбкой.

Мой партнер под номером восемьдесят шесть подмигивает мне. Что ж… отступать некуда.

На вокальный тур заранее просили подготовить две песни: темповую и лирическую. Темповая у меня из мюзикла «Моя прекрасная леди»– «Я танцевать хочу», а лирическая– песня Ариэль из мюзикла «Русалочка». Почему эти? Просто понравились. Кроме того, знакомая певица сказала, что «Русалочку» хорошо принимают на кастингах.

В перерыве съедаю принесенный с собой бутерброд и нахожу укромный уголок на верхнем этаже, чтобы распеться.

С тех пор, как я распелась, прошло три часа. Последний час я тупо проговариваю мысленно первую строчку песни. Я просто хочу, чтобы назвали мой номер.

Свершилось!

Захожу в зал. Не тот, где мы танцевали– намного просторнее. Посредине стоит фортепиано. Комиссия– на стульях в первом ряду.

–Пожалуйста, что Вы приготовили?

Я называю произведения и отдаю аккомпаниатору ноты.

«Ты– главная»,– сказала мне Тамара.– «Когда будешь готова, дай знак пианисту. Веди себя уверенно. Как будто сто раз это делала.»

Сто раз…

Просят спеть припев «Моей прекрасной леди». Набираю воздуха в грудь, киваю головой. Конечно, надо было сначала кивнуть, а потом вдохнуть. Первая строка выходит слабо. Стараюсь не обращать внимания и продолжаю петь.

– Я танцевать хочу до самого утра…

Ох, не так я пела на уроках… Только не теряйся. Борись до конца! Пока играет музыка, еще есть шанс.

Комиссия не выглядит особо вдохновленной. Они перешептываются, смотрят в записи.

– Давайте вторую.

– Сначала?– уточняю я.

– А что там было?

– Русалочка.

– Сначала.

И вот в этот короткий перерыв между песнями ко мне приходит осознание того, что я ПОЮ. Перед комиссией. На сцене. Я ПОЮ! И мысль эта меня до того забавляет, что я забываю испугаться. И начинаю куплет. Слышу музыку, льющуюся из-под пальцев аккомпаниатора. Слышу свой голос и слышу, как он ложится на музыку и как он звучит. И… перестаю думать. Мне дают допеть до конца. Удивительно. Такая длинная песня. Девушка слева, рядом с хореографом несколько раз звонко хлопает в ладоши. Внутри меня разливается восторг. Неужели это и в самом деле произошло!

– Спасибо,– говорит режиссер. Я пытаюсь понять, улыбается она искренне или дежурно. Пытаюсь прочитать ее мысли. Вот, где были бы кстати стеклянные головы. Аккомпаниатор протягивает ноты и тоже улыбается. Насмешливо или уважительно?

Сложнее, чем пройти кастинг– пережить его окончание.

«Вырубите меня»,– вот единственное мое желание, когда я выхожу на улицу. Еще обманчиво светло и солнечно, на самом же деле, уже начало седьмого. В театр я вошла в девять утра. Хочется все осмыслить и одновременно ни о чем не думать. Голод, жажда, усталость, возбуждение,– все смешалось в дикой пляске. Я немного отхожу от крыльца и стою в раздумьях. Даже звонить никому пока не хочется. Хочется просто тишины. Но я вижу пропущенный вызов от Виктора Евгеньевича, стоматолога. Странно. Из уважения делаю над собой усилие и перезваниваю. У него смущенный тон. Спрашивает, давно ли я разговаривала с Виолеттой. Неожиданный вопрос о забытом на сегодня мире. Я пытаюсь соединить в общую картину цепь воспоминаний и выбрать то, что можно знать моего стоматологу.

– На прошлой неделе виделись с ней. А что случилось?

– Надеюсь, ничего. Просто не могу ей дозвониться уже несколько дней. И на работу тоже.