Сергей Огольцов - … а, так вот и текём тут себе, да … (или хулиганский роман в одном, но очень длинном письме про совсем краткую жизнь)

И почему это невесты перед свадьбой всегда плачут?

Бедная Ира!

В ЗАГСе пришлось очень долго ждать, потому что этот сволочь Славик, свидетель со стороны жениха, явился лишь после того, как мой брат Саша поставил подпись вместо него.

Хорошо хоть паспорт не проверили.

Да, мои брат и сестра приехали из Конотопа на бракосочетание, а пятичасовой электричкой отбыли обратно.

И вот он – головокружительный миг обмена кольцами в знак любви и верности.

Палец невесты окольцован – жёлтое с бледным – золото поверх алебастрово белой кожи..

И вот уж не как невеста, а жена, берёт она с блюдца кольцо предназначенное для меня.

Мой палец вдвигается… вдвигается палец…

Колечко от Наташи застряло, сука, на суставе, хотя в предварительных пробах вроде, типа, налазило ж…

Я вполголоса обещаю молодой жене, что, ладно, потом всуну как надо, и сжимаю руку в кулак для маскировки недонатянутого кольца.

Бедная Ира!

Но что ей оставалось делать? Зарождающийся материнский инстинкт не позволял оставить тебя незаконнорóжденной.

Зато мой брат Саша на фотографиях из ЗАГСа вышел очень хорошо – смотрится как молодой сицилианский мафиозо.

Затем молодые со свидетелями (Славик уже подменил Сашу) по давней нежинской традиции поехали прокатиться на такси.

Мы заехали бибикнуть на привокзальной площади – автомобильный мост над железнодорожными путями уже был завершён; потом до городской черты по шоссе на Прилуки, где открыли бутылку шампанского, и вернулись на улицу Красных партизан, дом 26, квартира 11.

Свадьбу гуляли скромно, по семейному – за исключением двух свидетелей, все свои.

Телевизор сослали в угол, раздвижной стол накрыли пиршественными яствами – в основном салат оливье, которого Гаина Михайловна нарезала целый эмалированный таз – и напитками из сказочных концовок: «…мёд-пиво пил…»

Правда, без мёда.

Гаина Михайловна, как всякая правильно эрудированная женщина, давно прибрала мужа к рукам, скрутила в бараний рог и вила из него верёвки, пользуясь паническим страхом мужиков пред перспективой стать рогатиком.

( … ходи по струнке и ограничивайся двумя стаканами пива в праздник, раз тебе их не наставили пока что…)

Так что пиво на столе присутствовало.

Тоня и Ваня по очереди держали малютку-дочку в своей спальне, а их трёхлетний Игорёк тоже сидел за столом.

Потом и малютку принесли в гостиную, а молодые со свидетелями сменили её в спальне, которая, хоть и узкая, но позволяла потанцевать вчетвером под магнитофон принéсенный из общаги.

Когда мы с Ирой удалились в свою спальню для первой брачной ночи, я включил транзисторный радиоприёмник на столике перед трюмо.

В ногах постели на побелённой стене висел ночник-бра, лампочка которого создавала полумрак с переливами красноватого света, словно светильник факел в средневековом замке.

Одеяло оказалось слишком толстым и мы отбросили его, сплетаясь в уже узаконенных супружеских объятиях.

Всё шло не так уж плохо, но потом дверь в спальню распахнулась и мой тесть выключил транзистор.

Я не стал прятать свою наготу, просто остановился сидя. Ира тоже замерла.

В безмолвном мерцании факела из ниши между ковром и шифонером, Иван Алексеевич, не поднимая глаз, вышел из спальни.

Владетельный принц трёхкомнатного замка.

Откуда я знал, что ему это громко? Мог бы просто крикнуть с дивана.

Ладно, начнём сначала.

Потом три дня пришлось есть оливье, но пол-таза всё равно прокисло.

А кто бы сомневался? Попробуй такую прорву съесть без выпивки.

Так, в общих чертах, заключаются мезальянсные браки.

Тесть, вобщем-то, мне нравился и я прощал ему отсутствие нормальных инструментов на полках ниши и его неверие в мои способности починить ветхий от древности утюг.

К тому же, когда трёхлетний Игорёк вытащил из кармана моих джинсов пригоршню конопляного семени и разложил на табурете в кухне, тесть не стал усугублять разоблачение излишними вопросами, а уж он-то, по должности своей, разбирался в сортах зерна.

Сын брянского крестьянина, 18-летним новобранцем он попал в Харьковскую мясорубку, когда, очнувшись после поражения под Москвой, германский вермахт показал, что знает своё дело, искрошив несколько советских армий.

Оглушённый мощью и потрясённый зрелищем артиллерийского расстрела, Ваня в толпе десятков тысяч прочих уцелевших был увезён в лагерь для военнопленных на территории Германии.

Между воюющими тогда сторонами имелась негласная договорённость – возмещать друг другу расходы на содержание пленных через нейтральные банки.

Одна лишь страна Советов оставалась в стороне от этой договорённости, поскольку всякий попавший в плен красноармеец автоматически становился предателем родины.

Отсюда разница в хавке для пленных различной национальности.

Чтобы хоть чем-то кормить пленных красноармейцев, с оккупированных советских территорий в лагеря иногда приходили эшелоны с награбленными сельхозпродуктами.

В одном из вагонов такого эшелона оказалось несколько мешков чёрных семечек.

Немцы не могли угадать назначение этого продукта – он не описан ни в одной кулинарной книге.

Когда военнопленные показали как пользоваться семечками, рациональные немцы так и не смогли взять в толк, что важен не конечный результат – раскусывание мизерного зёрнышка, а сам процесс – грызи и плюй в предвкушении.

Так эти мешки и валялись, нерационально загромождая складское помещение, покуда один охранник не сообразил как их применить.

Он организовал спортивное мероприятие – забеги на сто метров. Победитель получал пакет семечек.

Под крики охранников-болельщиков, молодой и рослый, хотя и отощавший, Ваня прибежал первым и получил приз.

Во втором забеге он снова был недосягаем, но охранник сказал, что хватит с него и отдал семечки пришедшему вторым.

Мой тесть обиделся и перестал принимать участие в последующих соревнованиях, но мне рассказывал, что те семечки были самыми вкусными в его жизни.

Пленные бегали не только на 100 метров, но и из лагеря тоже.

Их ловили, привозили обратно и показательно казнили, что не останавливало последующих беглецов.

И это понятно, ведь иногда чувствуешь, что да пошло оно всё, и что тебе уже всё пó хуй.

Когда у Вани подкатил такой момент, он, учитывая опыт предыдущих товарищей, не пошёл на восток, а свернул на запад и потому оказался во Франции.

Около года семья французского фермера прятала его в сарае от немецких патрулей, а в отсутствие патрулей он помогал по хозяйству.

Потом американцы открыли второй фронт и освободили его. Но они не остановились на достигнутом, а продвигались всё дальше и дальше, пока не освободили украинскую девушку Гаину от работы в зажиточной немецкой семье.