Сергей Огольцов - … а, так вот и текём тут себе, да … (или хулиганский роман в одном, но очень длинном письме про совсем краткую жизнь)

И вот однажды Ира испуганным голосом сказала мне позвать её маму. Та пришла в спальню.

– Что это, мама?

На безупречно гладкой статуэтной коже, внизу, под совсем уже большим животом наметились неровные бороздки.

– Затяжки.

– Это пройдёт после родов?

Гаина Михайловна, хмуро опустив голову, промолчала.

Началась экзаменационная сессия. Иру почти не спрашивали, сразу говорили дать зачётку.

Вечером 14 июня у Иры отошли воды и мы с ней пошли в роддом.

Там удивились, что роженица явилась пешком, отдали мне её одежду, а саму Иру увели в предродовую палату.

Там я уже не мог её охранять.

Одежду я отнёс домой и пошёл обратно.

Метров за двести от роддома у тротуара виднелся большой КАМАЗ-фургон с потушенными фарами. Только поверх кабинки светились, словно в гребне дракона, три горящие красноватой злобою глаза.

При моём приближении КАМАЗ вдруг прыгнул вперёд и из длинной лужи на мостовой грянула, поверх бордюра, волна грязной пены.

Я успел подпрыгнуть; пена с шипением уползла восвояси. Я приземлился на мокрый тротуар.

Убирайся, дракон, в своё логово – некогда с тобой возиться, сегодня у меня миссия поважнее.

КАМАЗ уфырчал в сторону Красных партизан.

В приёмной мне сказали, что нет ещё и что роды состоятся утром.

Роддом находился в длинном одноэтажном здании, вход с торца.

Сбоку от здания стояла шатрообразная беседка, как в стройбате, но пошире и без выемки-урны в центре.

Я зашёл в беседку, сел на брусья скамьи вдоль её круглой стенки и начал ждать.

В пустой узкой спальне без Иры мне делать нечего .

От ворот к приёмной прошла пара – мужчина вёл беременную. Обратно он ушёл один. Значит, не только мы так. Наверно, день такой.

Высоко над роддомом светила полная луна. Я выкурил косяк и она превратилась в далёкий выход из длинного туннеля с пульсирующими стенками.

Распахнутое настежь окно родильной палаты смотрело на беседку.

Что это родильная я догадался, когда там вспыхнул свет зачернённый мелкой металлической сеткой от комаров и раздались крики роженицы.

Это кричала не Ира, не её голос, наверное, та, что пришла второй.

Когда свет погас, я, на всякий, сходил в приёмную. А вдруг роды меняют голос?

Мне сказали, что нет ещё.

Косяков я больше не курил, тот первый остался единственным.

Когда снова раздались крики, я узнал родной голос – точно Ира!

Но в приёмной мне сказали, что нет ещё.

Они послали меня к окну предродовой, с обратной стороны здания.

Ира приподнялась к подоконнику и через полуприспущенные от боли веки недоверчиво смотрела, что я ещё тут. Она сказала мне уходить, что роды будут в девять.

Она не понимала, что я её охраняю от этого мира с его КАМАЗАМи-драконами и грубыми фельшерицами.

– Кердун на смене?

– Нет.

Я вернулся в беседку. Сидел обхватив себя руками от холода.

В белёсых предрассветных сумерках круг пола беседки пересёк вдруг непонятный тёмный шар с белым цилиндром спереди.

Только когда он скрылся в траве, я догадался, что это ёжик, чья мордочка застряла в стаканчике из-под мороженого.

Лучи солнца протянулись к белым облакам. Скоро согреюсь.

Из центра крыши ринулась вниз отвесная нить паутины с тяжёлым пауком на конце.

Едва тот коснулся пола, пространство беседки рассёк пропорхнувший поперёк воробей.

( … видеть я умею знаки; жаль не знаю как читать.

Ёжик, паук, птица.

Трое волхвов?..)

В родильной опять кто-то начал кричать. Когда крики стихли две женщины за сеткой позвали меня подойти.

Одна из них держала младенца в воздетых руках. Между ножек что-то болталось.

«Сын!»– успел я подумать.

– Поздравляем с дочкой!

«Пупок»,– поправил я сам себя.

Тёща встретила меня улыбкой и поздравлениями – она позвонила в роддом по телефону.

Я занял деньги у Тони и побежал на базар.

Тоня дала мне 25 руб., более мелких у неё не нашлось.

Я метался по базару, скупая букеты роз. Розы, мне только розы. Пока не кончились 25 руб.

Тогда я снова поспешил к роддому, таща этот шар из букетов.

Одноногий инвалид на костылях рядом с пятиэтажкой тёщи радостно мне улыбнулся – он знал куда я спешу.

Сестре в приёмной роддома пришлось позвать на помощь ещё двух, чтоб занести цветы в коридор.

Ира потом рассказывала, что она всё ещё лежала в том коридоре на каталке и розы разложили по всей простыне, но ненадолго, потому что в палату цветы нельзя.

Потом букеты поделили между медсёстрами и акушерками, и те забрали по домам.

Один достался и фельдшерице Кердун, которая с утра заступила на смену.

Неважно! Главное – что ты родилась.

( … египтологи до сих пор спорят зачем прекрасным женским лицам сфинксов приделывали висячую бороду…)

Разгадку показала Ира.

То есть, сначала она показала мне в окно тебя. Белая ткань туго обвивала тебя с головой, оставляя лишь кружок лица с накрепко зажмуренными глазами.

Такая же ткань угловато топорщилась поверх волос Иры, а половину её лица прятала широкая повязка, как у грабителей банков, только белая.

Она отнесла тебя куда-то, снова вернулась к стеклу окна и сказала, что глаза у тебя синие-пресиние, просто ты уже спишь после кормления.

Чтобы сказать это, она отвязала верхние тесёмки повязки, а нижние остались и повязка повисла под подбородком.

( … прекрасное лицо, под ним бородка! Сфинксы только что покормили своих детёнышей – вот что изображали египтяне…)

Увидев тебя зажмуренную в роддоме, я понял, что теперь мне надо охранять не только Иру, но вас обеих.

По возвращении на Красных партизан 26, я ужаснулся от вида двери в нашу узкую спальню. Просто-таки обляпана грязью; из одного сгустка даже свисала волосина.

Я нагрел воды и вымыл дверь с обеих сторон, а потом и оконную раму.

Чистота послужит линией обороны, как охранительный меловой круг Хомы Брута от Вия и прочей нежити.

Когда Тоня передала мне коляску своих детей, чтоб тебе было где спать, то её я тоже вымыл во дворе под окном спальни и понял, что я прав, когда из сборчатых складок верха выгреб кусок засохшего детского кала.

Нет, я никому ничего не сказал, тут никто ни при чём – это у нас с миром разборка, один на один.

В институте у Иры оставался ещё один госэкзамен. Если пропустить, то придётся ждать целый год и сдавать со следующим выпускным курсом.

Однако, ты родилась удачно – сразу после предыдущего экзамена, так что для вашего пребывания в роддоме оставалась неделя отведённая для подготовки да ещё три дня, потому что на курсе четыре группы и они сдают не в один день, а друг за другом.

На шестой день Ира вышла в комнату для посетителей и сказала, что у тебя уже всё в порядке; опасность желтухи из-за разнорезусных родителей миновала, и можно хоть сейчас домой, если выпишут.