Сергей Огольцов - … а, так вот и текём тут себе, да … (или хулиганский роман в одном, но очень длинном письме про совсем краткую жизнь)

В графе «половое развитие» мне как и всем написали N.

Толик Судак объяснил, что это значит «нормальное», и что только Саше Шведову написали что-то другое, а девушки как-то вызнали и поэтому, вон, шушукаются и хихикают.

Потом мы сдавали экзамены за девятый класс. Самым страшным был экзамен по химии – кто в ней что поймёт?

Как многие другие, я вызубрил ответы на один билет, но он мне не попался.

Не знаю почему, Татьяна Фёдоровна начала меня вытягивать дополнительными вопросами и поставила четвёрку.

( … в те непостижимо далёкие времена я ещё не знал, что все мои удачи и т.д., и т.п….)

Ассистентом на экзамене был Бинкин. Он развлекался тем, что показывал Владе номера билетов разложенных на столе перед экзаменаторами.

Подымет, покажет, покивает головой и – кладёт обратно на то же самое место.

Владя сидел за последней партой, чтоб списывать из шпаргалок заготовленных усердными девушками, которые уже сдали экзамен и отдали ему свои заготовки.

Но что разберёшь из сложенной в гармошку бумажной ленты с непонятными формулами и почерком в три раза мельче нормального?

Конечно, Владя рад бы поменять попавшийся ему билет на тот, который выучил.

Бинкин играл по честному – показанные билеты клал туда, откуда взяты.

Просто Владя сидел слишком далеко, чтоб различить написанные на билетах номера.

Он сделал ещё две попытки вытащить нужный билет, но обе мимо.

Всё же тройку ему поставили и Бинкин сказал:

– Это тебе исключительно за твоё пролетарское происхождение.

К своей одежде я никогда не придирался – носил, что дадут, лишь бы не грязная и не драная, но и за этим больше следила мама, чем я.

Так что та моя обновка – куртка из коричневого дерматина по выкройкам «Работницы» – появилась по инициативе мамы и пошита была её руками.

Деньги на дерматин нашлись, потому что отец перешёл слесарем в Рембазу и его зарплата стала на десять рублей больше.

Хорошая получилась куртка – приятного коричневого цвета с манжетами и поясом из более тёмной ткани. Если посмотреть издалека, она даже отблёскивала на солнце.

Через две недели дерматин на сгибах локтей полысел до самой его основы, но свою награду я получал когда куртка имела ещё парадный вид.

Да, профсоюзный комитет завода КПВРЗ наградил меня, как активного участника самодеятельности.

На профсоюзной конференции в Клубе председатель заводского профкома лично вручил мне не какую-то там грамоту, а увесистый бумажный свёрток.

В нём оказались ласты из тёмной резины и маска для подводного плавания.

Раза два я брал это снаряжение на Сейм, но плавать в ластах оказалось тяжелее, чем кажется глядя на Человека-амфибию. В маску же проникала вода и затекала в нос.

Хотя, возможно, по другому и не бывает.

Однако, в планах на лето у меня стояло не изучение придонной жизни водоёмов, а трудоустройство.

Мне нужны были деньги. Много денег. Потому что я – «безлошадный».

У Влади – мопед «Рига-4»; Чуба на «Десне-3». У Чепы мопеда нет, но он поставил на свой велосипед бензиновый моторчик и, когда стая мопедистов с Посёлка, треща моторами, несётся по проспекту Мира, он не слишком-то и отстаёт.

Но «Рига-4» всех сильнее.

Владя, конечно, раза два дал мне прокатиться – звук мотора, ветер в лицо, скорость – восторг!

У Чубы его мопед не выпросишь. Оседлал его, как куркуль, упёрся ногами в землю и стоит посмеивается.

– Ну, дай, шо тебе жалко?

– Жалко у пчёлки в попке. Понял? А это – мопед.

– Ну, шо ты жлобишься? Я только по Профессийной и обратно.

Смеётся, но не даёт.

– У, жлобяра!

Опять смеётся.

Чепин велосипед с моторчиком я и сам не хочу.

Но где заработать на мопед? Вот в чём вопрос.

Мама сказала, что после девятого класса принимают на Овощную базу. Надо пойти в контору ОРСа на Переезде и написать заявление в Отделе кадров.

Овощная база это – класс, там, небось, клубника – ящиками. И арбузы в магазин через неё, наверно, попадают.

Только примут ли? Мне ведь ещё шестнадцать не исполнилось.

В конторе ОРСа я волновался сильнее, чем на всех летних экзаменах.

Приняли!

Так началась моя трудовая карьера.

Овощная база расположена аж за Деповской. Туда я езжу на велосипеде.

Кроме меня там ещё человек десять школьников. В основном из четырнадцатой школы.

Одного я опознал – низкорослый с длинными патлами, кликуха Люк.

Это он когда-то отвесил мне оплеуху за то, что я стрелял ему в спину.

Он старого не поминает, ну, а я – тем более.

Первую пару дней мы сортировали ящики – пустые, конечно, без клубники; которые целые, те в сарай, которым нужен ремонт – рядом с сараем, а те, что вдрызг во-о-он к тем плитам посреди двора.

Когда грузовик с овощами въезжает на платформу весов, его взвешивают; после разгрузки он въезжает на неё же пустым: разность веса покажет сколько привезено овощей. При условии, что весы не врут.

Вот тут-то и нужна их проверка с отладкой, нужен мастер, который знает что где требуется подкрутить, нужна пробная тонна груза из чугунных гирь-параллелепипедов весом по 20 кГ, нужны мы – рабочая сила, чтобы перетаскивать эту тонну с одного угла платформы на другой во время подкруток.

Отладка весов для грузовиков показала кто среди нас есть кто.

Поначалу это вроде спортивного соревнования, мы таскаем гири наперегонки, к третьему углу начинаем подмечать кто из нас сачкует, а кто идёт до конца…

Затем мы пару дней чистили картофелехранилище, где сгнила прошлогодняя картошка.

Я в жизни не представлял, что на свете есть такая нестерпимая вонища.

Мы грузим этот смрад лопатами в плетёные двуручные корзины и выносим далеко в бурьян на задворках Овощной базы.

Число работающих школьников сократилось до пяти.

Основная рабочая сила Базы это бабы в чёрных халатах и разноцветных косынках на волосах.

Они сортируют морковь, или бурак в других хранилищах, а мы уносим наполненные ими ящики.

Сидя кружком вокруг кучи пыльных овощей, они не умолкают и на минуту. Рассказывают друг другу про «него» и про «неё».

«Она» у них то толстеет, то худеет, то ложится в больницу, то говорит матери, что без него жить не может, то умирает, то уходит к другому; а «он» то пьёт, то алименты не платит, то просит выйти за него, то лечится от алкоголизма, то сдирает на кухне линолеум с пола, чтоб пропить, то уходит в примаки к любовнице.

Вот так и мелют не смолкая, пока белобрысый хлопец из четырнадцатой, по кличке Длинный, не скажет самой разбитной бабёнке в кругу разбрасывающих овощи по ящикам:

– Ну, шо, дашь?

А та в ответ:

– Дам, только так потяну, шо надвое перерву.

Подруги начинают на неё тюкать и шикать – с дитём же ж говоришь, разве ж так можно.

Обедать я ездил домой на велосипеде – двадцать минут туда, двадцать минут обратно, десять на суп и чай, или компот. Так что четыре раза в день я набирал сумасшедшую скорость, во всю крутя педали на бетонированном спуске в тоннель Путепровода.