Сергей Огольцов - … а, так вот и текём тут себе, да … (или хулиганский роман в одном, но очень длинном письме про совсем краткую жизнь)

Нас только двое на этом открытом лишь небу песке.

Мои веки зажмурены, но солнце всё равно вливается сквозь их кровяно-красный туман и оборачивается чёрной болью.

– Голова болит,– чуть слышно выговариваю я.

Красный туман темнеет и мне становится невыразимо хорошо – она положила свою ладонь на мои веки.

Не открывая глаз, я нахожу рукой её запястье и неслышно тяну книзу, чтобы её ладонь соскользнула мне на губы.

Я благодарно целую нежную мягкую ладонь, что унесла мою боль, и растворяюсь в неизъяснимой неге; лучше этого на свете ничего нет.

Но когда она, привстав на локте, склонила своё лицо над моим и слила свои губы с моими, я узнал, что есть кое-что и получше, но просто этому нет названия.

Поцелуй?

Когда ты расплавлено таешь в купели встречных губ, тонешь в их необъятности и, вместе с тем, пари́шь…

Всё это и ещё целый океан совсем неописуемых чувств…

Всё это выразимо в трёх слогах: по-це-луй?

Ну, что ж, немало мы их сложили в тот летний день.

А когда мы шли уже к заводи для переправы на берег электрички, я остановил её в тесном ивняке и ещё раз поцеловал. Прощально. Дальше уж нельзя будет.

Она ответила на поцелуй усталыми губами, а потом, не глядя мне в лицо, как-то грустно сказала:

– Глупенький. Тебе это ещё надоест.

Я не поверил ей…

( … один немецкий умник, по фамилии Бисмарк, однажды съумничал:

– На личном опыте учатся только дураки, я же предпочитаю учиться на опыте других.

«Я не поверил ей…»

А ведь даже сестра моя, Наташа, будучи младше меня на два года, не раз доказывала, что ей известно больше моего.

Да, далеко мне до Бисмарка с моим неверием опыту других.

Немного утешает то, что я всё ж не дурак – раз не умею учиться даже и на собственном опыте.

Интересно, к какой категории мне нужно отнести себя?

Ладно, не будем отвлекаться; сейчас этот вопрос не в тему …)

Огурцы вконец обрыдили.

Уже нехотя, просто от нечего делать, возьмёшь один из ящика, откусишь пару раз да и запустишь в ближайшую чащу бурьяна на территории Овощной базы.

Вобщем, я тоже сошёл с дистанции и отправился в контору ОРСа за расчётом.

Мне заплатили пятьдесят рублей за месяц и полторы недели. В жизни не держал в руках подобной суммы. Интересно, хватит ли на мопед? У кого бы спросить?

Разговор с мамой снял эти вопросы:

– Серёжа, скоро в школу. Тебе нужна одежда. Обувь нужна и тебе и младшим. Сам знаешь как нам приходится выкручиваться.

– Да, есть у меня одежда! Я ж говорил тебе зачем иду на Базу.

– Те брюки, что я уже два раза перекрашивала? Это твоя одежда? В твоём возрасте стыдно в таком ходить.

…Прощай, мустанг моей мечты! Не мчать нам с тобой по проспекту Мира, обгоняя всякие «риги» и «десны»…

Брюки мне не покупали. Я пошёл в швейное ателье рядом с Автовокзалом. Портниха с длинным острым носом обмеряла меня и пошила брюки из тёмно-серого лавсана.

Широкий, на две пуговицы, пояс. От колена клёш.

Пятнадцать рублей.

Брюки скоро пригодились.

Владя принёс новость, что в парке на Миру будет конкурс на исполнение молодёжной песни. Запись участников в горкоме комсомола. Артур тоже участвует.

Артур – это армянин, который служит в стройбате рядом с Рембазой. Он – кумир Влади.

На гитаре он – бог, причём играет правой. И при этом он не перетягивает струны, а берёт обычную гитару, переворачивает в обратную сторону; басы внизу, а тонкие вверху; и – играет!

Кроме того, Артур ещё и поёт. Можно не сомневаться – первое место за ним.

Но всё равно мы решили участвовать. Вдвоём.

Как комсоргу школы, знакомому с расположением кабинетов в горкоме, честь делать заявку и уточнять время проведения конкурса была предоставлена мне.

Оказалось, что времени в обрез – конкурс через два дня на танцплощадке Центрального парка.

Мы приступили к репетициям.

Киномеханик Клуба, Константин Борисович, включил в пустующем в дневное время зале свет и два микрофона на сцене.

Один из них мы засунули внутрь Владиной гитары и из мощных динамиков в колонках киноаппаратуры по бокам сцены взревел настолько кайфовый звук, что Константин Борисович не выдержал и ушёл.

На его место прибежал радостно взвинченный Глуща, который проходил по Профессийной и услыхал рёв и вой этой катавасии.

Мы решили сделать два номера; сначала инструменталка – партия бас-гитары из песни «Шоколадóвый Крем» польской группы «Червони гитары», а потом песня из кинофильма «Неуловимые мстители».

На репетициях всё шло довольно гладко – рокэнрольно гудел бас из гитары с микрофоном, потом она превращалась в акустическую и Владя пел, что много в поле тропинок, только правда одна.

Плюс к тому, я сбоку подтрынькивал на своей.

Сюрпризы начались на самом конкурсе.

В раковине сцены на танцплощадке установлен всего только один микрофон. Это – раз.

Нашему дуэту нужно как-то называться. Это – два.

Второй секретарь горкома предложила на выбор: «Солнце» или «Трубадуры».

Из двух зол выбирай которое покороче.

Засунуть микрофон в акустическую гитару не так-то просто. Нужно отпустить две тонкие струны снизу и под ними впихнуть его в дыру деки. Затем снова настроить отпущенные струны. Но как теперь докричаться со своим объявлением до микрофона под декой?

После инструменталки та же тягомотина, но в обратном порядке, с доставанием микрофона из гитары.

Владя запаниковал: «да пошли они!», а я начал его убеждать, что обратной дороги нет, раз мы припёрлись сюда со своими гитарами; или мы, типа, их просто выгуливаем?

И тут нас позвали на сцену.

Владя заиграл басовую партию, стараясь приподымать гитару поближе к микрофону, в который я объявлял, что мы вокально-инструментальный дуэт «Солнце».

Потом я опустил микрофон к его гитаре, чтоб на танцплощадке услыхали и убедились, что это всё-таки «Шоколадóвый Крем»; но, удерживая микрофон, я уже не мог сопровождать его бас-партию как ритм-гитара.

На втором номере всё вроде вошло в нормальное русло.

Мы оба звенели гитарами, Владя пел, я смотрел поверх голов толпы, как учила Раиса Григорьевна…

Но после куплета с припевом Владя вдруг обернулся ко мне и, округлив глаза, выстонал:

– Я слов не помню! Забыл!

Ну, что ты тут будешь делать?

Да простит меня Чуба, да простят меня слушатели конкурса, набившиеся в тот вечер на танцплощадку, но я сделал шаг вперёд и заорал в микрофон, что:

К следующему куплету Владя пришёл в себя и мы добили эту песню вдвоём – дуэтом, как и обещали.

На Сейм мы с Натали́ больше не ездили. Между нами случилась размолвка; я так толком и не понял из-за чего.