Валерий Букрин - Пятьдесят оттенков хаки

– Вот еще! – отмахнулся Серебров и свалил-таки капельницу.

Он выдернул иглу, поморщился от боли и сел на кровати. Солопов бросился на помощь. Командир жестом остановил его.

– Вы что, мужики, решили, что я из-за вас? – усмехнулся полковник. – Все в порядке. Не барышня я кисейная, чтобы впадать в панику, – он рассмеялся. – Чудаки, чего волнуетесь? Просто разболелся левый бок, хотел часок покемарить… Кто его знает, сколько этих таблеток надо было принять. Они же малюсенькие.

– Фу, ты, черт, напугал, – Говорков хлопнул командира по плечу.

– А сердце как? – осторожно поинтересовался Солопов.

– Как у быка, Коля! Хоть на корриду!

Вошла медсестра, увидела, что капельница валяется в стороне, и схватилась за голову. «Без паники! – скомандовал Серебров. – Все в порядке! Пора на службу!»

Вечером ноги сами понесли Вячеслава к продовольственному складу. Света в окне не было, и он повернулся, чтобы уйти, но по привычке толкнул дверь. Она распахнулась. Анна, свернувшись калачиком, сидела на диване. Рядом резвился котенок. Полковник, видя сгорбленную фигурку, упал перед ней на колени, взял лицо в свои ладони и посмотрел ей в глаза. Анна беззвучно вздохнула и отвернулась. Вячеслав поймал ее растерянный взгляд. По щекам женщины ручьями текли слезы.

– Ты что, глупышка, испугалась? – Серебров бережно погладил ее волосы и поцеловал мокрые глаза. – Все в порядке, родная моя, все очень хорошо, – вздохнул он. – Я не болен, я просто разыграл все это, чтобы не было разговоров. В тебя же первую полетят камни.

– Поедем в город, – попросила она. – Пожалуйста, скорее.

– Одевайся, – он встал и начал метаться в поисках ее одежды.

– Иди, я сама, – оттолкнула его Анна.

– Машину сюда подогнать?

– Нет, чтобы не было разговоров, я пойду на переклад.

Вячеслав помог ей одеться и направился в штаб. Матвеева наблюдала за ним из окна. Медленно сняв военный китель, она переоделась, набросила на плечи пальто и взяла в руки шаль. Подойдя к зеркалу, Анна внимательно изучила свое отражение, не спеша, вытерла слезы и почти на ощупь подкрасила губы. В темноте практически ничего не было видно. Она покачала головой, прислонилась лбом к холодному стеклу и на несколько секунд замерла без движения. Потом громко выдохнула и… раскатисто рассмеялась. У нее началась истерика. Еще полчаса назад Анна была убеждена, что сделала неверную ставку, и надежда на счастье улетучилась вместе с туманом. Но приход Сереброва все изменил. Этот человек был здоров и не собирался ее бросать. «Шансы повышаются», – нервно усмехнулась красавица.

Всю дорогу ехали молча. Вячеславу ужасно хотелось остановить машину и пересесть к Анне, чтобы успокоить ее или, на крайний случай, согреть своим теплом, и он с трудом сдерживал себя. На въезде в город Серебров, не оборачиваясь, уточнил, где ее высадить. «Если можно, у «Детского мира» – там сад». Через несколько минут водитель лихо затормозил у резных ворот.

– Ура! – бросился к матери Антон. – Мама на джипе приехала.

– Это не джип, – поправила его Нина, – а военный автомобиль.

– Ну, теперь, я думаю, вы и сами разберетесь, – улыбнулась соседке Маша. – Передаю Тошку с рук на руки и бегу в студию. Всего хорошего, – попрощалась она и, обернувшись, добавила: – Кстати, в универмаге дают детские колготы, но есть очередь.

Анна поблагодарила и направилась с детьми в магазин. Простояв битый час, Нина с Антоном стали капризничать и проситься на улицу. «Хотите остаться без колгот? Надо достояться, никто вам их на блюдечке не принесет, – упрекнула мать, но сжалилась. – Ладно, поиграйте во дворе. Я вас позову».

В тесноте перехватывало дух, но Анна второй час мужественно терпела давку. От напряжения и жары лица распарившихся женщин покраснели, волосы разметались. Кто-то расстегнул пальто, кто-то и вовсе снял верхнюю одежду. Со всех сторон неслись детский плач и недовольные возгласы измотанных страстями по дефициту женщин. У Анны разболелась голова, но она терпеливо двигалась к прилавку. Продавщица ежеминутно просила толпу угомониться. В конце второго часа она смахнула пот со лба и зычно выкрикнула, что осталось только два размера. Но очередь не поредела: никто не собирался расходиться. Одни брали впрок, другие хотели сделать на ходовом товаре маленький бизнес, третьи надеялись обменять колготы на другие, но уже нужного размера. Сама жизнь заставляла хитрить и приспосабливаться. Анне повезло: ее дети носили названные размеры. Если такую жизнь вообще можно было назвать везением. Кто-то строго потребовал: «Отпускайте по две пары в руки». Начались споры. Едва держась на ногах, Анна устало вздохнула и отправилась на поиски детей.

Они играли у запасного выхода. В это время открылась дверь, и заведующая универмагом, не обращая внимания на зевак, выпустила ухоженных дамочек. В руках каждой были увесистые пакеты, доверху набитые дефицитной продукцией. Женщины дождались, когда водители уберут покупки в багажник, и остановились в сторонке посудачить. Они вызывающе хохотали и не обращали внимания на комментарии прохожих.

– И не стыдно на глазах у народа с черного хода отовариваться? Кажный день сюды ходют. Откуда только деньги берут?

– Какой у них срам? Они же командирши – им полагаются дефициты без очереди. Командирская зарплата, небось, не чета вашей пенсии. Им каждый день коробками чтой-то носят.

– Да уж, эти штучки по очередям не стоят. Им все домой привезут. Где это видано, чтобы на мужниных машинах по магазинам кататься! Город – две улицы вдоль, три поперек, и то лень пройти!

– Небось, и денег ни за что не платят?

– Продукты в коробках им подхалимы из части возят задаром.

Нина, слушая комментарии, с надеждой посмотрела на мать.

– Мама, а когда наш папа станет командиром, нам тоже будут коробки возить, и мы не будем стоять в очередях?

– Нет, – оглянувшись, не слышат ли их, одернула ее Анна.

– Почему? – невинно уточнил Антон.

– Потому что ваш папа никогда не будет командиром!

– Жалко. Командирам всегда везет, – пожалела дочь.

– Командиршам тоже, – улыбнулась чему-то женщина.

Вернувшись в душное здание, Анна с детьми с трудом пробилась к прилавку. Какая-то нервная дама попыталась устроить скандал и вытолкать троицу из очереди. Но основная масса народа стала на их защиту. Нина с ужасом наблюдала за давкой, не выпуская из рук полу материнского пальто. Антона зажали так, что он взвыл.

Выбравшись на лестницу, Матвеевы осмотрелись. На пальто Анны осталась только одна пуговица, Нина потеряла платок, а шапка Антона была истоптана в грязи. Он прижимал ее кулачками к груди и беззвучно плакал. Мать отряхнула мех и нахлобучила шапку на голову мальчугана. Тот заупрямился и разрыдался: