Валерий Букрин - Пятьдесят оттенков хаки

Уже через сутки она добилась разрешения забрать Мишу. Сергей Николаевич, заметно нервничая, возразил:

– Куда вы собрались? Завтра вам дадут направление в область. Я категорически возражаю против поездки к бабушке. Неизвестно, как ребенок перенесет дорогу. На мой взгляд, он пока очень слаб.

Маша упорно стояла на своем:

– Вы же говорите, что в городе нет детских специалистов.

– Да, но в областном центре есть!

– Мамины врачи лучше!

– Откуда вы знаете? Вы же не медик.

– Я – мать! – запротестовала женщина. – И помню, как там спасли Мишу, когда областные специалисты бессильно развели руки и отказались делать операцию. Или вы забыли?

– Почему же, помню, но и про клиническую смерть тоже не забыл!

– Она случилась не по вине маминых врачей, они его как раз спасли!

– Пусть так, но сегодня, к счастью, другая ситуация, – заверил медик. – Ребенок все понимает, всех узнает. Он обязательно заговорит. Дайте время! У него сильнейшее сотрясение мозга. И стресс.

– А в палате всего плюс девять! Больные мерзнут!

– А вот это не по вине госпиталя. У нас нет своей котельной, весь город мерзнет, – вздохнул врач. – Чем тратить деньги на дорогу, купите лучше Мише соков и фруктов, – он горько усмехнулся. – Сказал «купите» и самому стыдно стало. На какие шиши? У вас есть хоть какие-то деньги? Вам, наверное, тоже не выдают довольствие?

– Третий месяц, – кивнула Маша, пряча слезы.

– Ну, и как же вы его повезете? Деньги есть только для нужных людей и выдаются они исключительно по распоряжению Митрофанова.

– Я сумею ему все объяснить, – заупрямилась журналистка.

– И все же давайте отправим мальчика в область.

– Нет, повезу его к матери!

– Черт с вами! – не удержался врач. – Пишите расписку, что вы предупреждены о последствиях, – он нервно протянул лист бумаги и достал из бумажника несколько мятых купюр. – Вот, все, что у меня есть. Не хватит даже в один конец, но больше предложить не могу.

Смахнув слезы, Маша с благодарностью посмотрела на медика и потянулась за ручкой. От денег она категорически отказалась, заверив, что Митрофанов непременно поможет – командир знает цену горю.

Из ворот госпиталя Маша свернула прямиком на переклад. Трехдневный снегопад превратил улицы города в бескрайние заснеженные дали. В некоторых местах высота сугробов уверенно перешагнула метровую отметку, что для вполне цивилизованных северов было редкостью. Мороз крепчал, и как назло, в сторону площадок не было ни одной попутки. Простояв минут сорок, Маша окоченела и в отчаянии зарыдала. Слезы замерзали на лету. В хорошую погоду этот отрезок пути можно было преодолеть за неполный час, а теперь дорогу безнадежно замело. В рискованное путешествие по заснеженной трассе, да еще и в одиночку отправляться было опасно. Тем более что световой день вот-вот грозил закончиться. Подпрыгивая от холода, Маша запаслась терпением. Наконец, из-за поворота выкатился армейский автомобиль. Женщина с трудом подняла озябшую руку. Рядом с ней притормозила машина Тополевского. Полковник приветливо улыбнулся и жестом пригласил ее на заднее сидение. Маша распахнула дверь и опешила: тесня друг друга, там уже сидели четыре женщины. От обиды она захлопнула дверцу и отбежала в сторону. Сильный порыв ветра поднял вверх пласт снега, накрыв беглянку с головой. Андрей извиняюще развел руки, машина тронулась. Журналистка подняла воротник, прячась от непогоды, и, чтобы немного согреться, стала пританцовывать. Спустя время из снежного облака осторожно вырулил грузовик, но тормозить совсем не собирался. Маша выбежала на середину дороги и легла поперек.

– С ума спятила, дура! – выскочил из кабины пожилой водитель, пытаясь оттащить хулиганку в сторону. – В такую непогоду сомнут – и не заметят, – видя опухшее от слез лицо, он подобрел: – Тебе куда?

В штабе космодрома Маша с ходу бросилась к окошку кассы. На пожелтевшей от времени табличке значилось: «ДЕНЕГ НЕТ И НЕ БУДЕТ». Дверь рядом распахнулась, из кабинета вышел полковник, за ним со смехом выпорхнула кареглазая красавица с увесистым пакетом в руках. Сквозь его стенки просвечивались шампанское, конфеты, фрукты. Стройная и нарядная кассирша резко контрастировала с как-то разом почерневшей и осунувшейся Машей. «Людочка, что вам привезти из столицы?» – игриво поинтересовался офицер. Видя заплаканную посетительницу, красавица извинилась и, вытолкав полковника в коридор, принесла Маше стул и воду.

– Лучше? – участливо поинтересовалась Людмила.

– Что? – не поняла Маша.

– Сыну вашему лучше?

– Да, – она сжала губы, сдерживая слезы.

– Вам, наверное, деньги нужны?

– Да, мне необходимо отвезти сына к хорошим врачам.

– Тогда срочно загляните к начфину, а то он собирается уехать. Деньги в кассе есть. В достаточном количестве. Объясните ему ситуацию и обязательно попросите выписать отдельную ведомость. У него самого трое детей, он должен понять. А я здесь подожду, – она вернулась в кассу и через окошко сообщила: – Сколько надо подожду.

– Спасибо, – поблагодарила отчаявшаяся просительница.

– Пока не за что. Хотите уехать сегодня?

Маша кивнула и поспешила к двери с табличкой «Начальник финансовой службы». Смахнув слезы, она придала лицу выражение бодрости и дернула ручку. Было заперто, но из кабинета доносился смех и хрустальный перезвон. Маша в отчаянии рванула сильнее – замок щелкнул, дверь распахнулась, выхватив из полутьмы удалого майора, припавшего к груди, сидящей на его коленях подчиненной. В бокалах пузырилось шампанское. Закусывали они фруктами и дорогими конфетами.

Зрелище было отвратительным уже потому, что денежное довольствие военнослужащим не выдавалось четвертый месяц, и в семьях подавляющего большинства офицеров средств не было даже на хлеб. Хозяйки освоили его выпечку на дому, как манне небесной радуясь муке второго сорта, которую мужья приносили на пайки. Те, кто их получал, хоть как-то сводили концы с концами. Ни для кого не было секретом, что в гарнизонный госпиталь уже поступают люди с голодными обмороками. Это в мирное-то время!

Бросив на произвол судьбы защитников отечества, в столице шумно делили власть и распределяли «хлебные» должности. Пока высокие чины бились за свои кресла, армейские семьи испытывали откровенную нужду. Даже на космодроме, где все было на виду, ответственные лица, причастные к распределению финансов, нимало не смущаясь, могли позволить себе пир во время чумы.

Начфин демонстративно отвернулся и, включив настольную лампу, с недовольным видом открыл папку с документами. Дама его сердца растерянно вскочила и запахнула кофточку.

– Владимир Иванович, прошу прощение за внезапное вторжение, – покраснела от унижения Маша, – но мне срочно необходимы деньги.