Валерий Букрин - Пятьдесят оттенков хаки

– Оставь, Любовь Евгеньевна положит ему на стол – не хочу лишний раз общаться с шефом! Тем более, мне пора в студию.

– Если хочешь, подвезу. Ты же знаешь, я на колесах.

Маша предпочла сменить тему и протянула приятельнице пакетик.

– С днем рождения! Прекрасно выглядишь! Вижу, не обошлось без обновки. Хороший у тебя вкус, Оксана!

– И вот хоть бы кто похвалил, кроме тебя! – зарделась от удовольствия дама. – А как при моей должности иначе?

– Всему виной как раз ваша должность: почтальонов, как правило, не замечают, – язвительно уколола Любовь Евгеньевна.

– Следить за собой нужно всегда, – приняла вызов собеседница.

– Время сложное – людям не до зрелищ, когда даже хлеб в дефиците.

– Мне тоже трудно – я в разводе.

– Это потому, что с вашими запросами никакой офицерской зарплаты не хватит! Мы здесь тоже безмужние, но не позволяем себе…

Машинистка поймала укоризненный взгляд Маши и из уважения к ней прекратила дискуссию. Оксана приняла этот жест как свою победу и торжествующе отвернулась.

– Маша, пока твой шеф в отъезде, можем почаевничать.

– Тебе выделили отдельный кабинет?

– Зачем? Смотаемся к Локтеву. У него для своих людей всегда припасен бальзам, шоколад и прочие вкусности.

– Я давно уже не вхожу в число своих…

– Не наговаривай на себя, – Оксана понизила голос и постучала по браслету прелестных часиков. – Подарок ко дню рождения. Домой привез. Лично. А какой торт заказал! А букет! – она с восхищением зажмурилась и перешла на шепот: – Головин, к слову, подарил французские духи, а Тополевский – зеркало в прихожую и перламутровый сервиз.

– Какое зеркало? – вспыхнула Маша. – Что за сервиз?

– Зеркало? Большое, – не замечая ее беспокойства, в эйфории похвасталась именинница. – В очень красивой раме. Помнишь, у него в прихожей висело? А сервиз, – она задумалась. – Нормальный такой, перламутровый, к чаю, на двенадцать персон. Сгодится!

– Тоже лично привез? – скрывая интерес, уточнила журналистка.

– Нет, с водителем прислал, – Оксана полюбовалась маникюром и поправила со вкусом уложенные волосы. – Так мы идем пить чай или как? – игриво поинтересовалась она, нетерпеливо глядя на часы. – Локтев не терпит опозданий. Он ждет!

– Тебя, – уточнила Маша, давая понять, что разговор завершен.

– Было время, и тебя ждал, только ты не оценила это по достоинству, – повторила Оксана явно не свои слова. – Надо брать от жизни все.

– Начну с завтрашнего дня, – отшутилась Маша.

– Не тяни и зри в корень. Ты вот изо дня в день на перекладе толкаешься, а у меня всегда машина под рукой.

– Под задницей, – съехидничала Любовь Евгеньевна.

– Привезут, увезут, по магазинам прокатят, – проигнорировала ее выпад почтальонша. – С командованием работать, конечно, хлопотно, но кто-то же должен это делать, – вздохнула она и, встав, посетовала. – Столько дел, ничего не успеваю! – перед выходом Оксана величественно посмотрела на машинистку, готовую бросить ей вслед что-то обидное, дружелюбно улыбнулась Маше и напомнила: – Кстати, предложение прихватить тебя в город в силе. Где-то через часок. Иди сразу к машине, скажи водителю, что я разрешила.

– Благодарю за честь, – усмехнулась Маша, – но я спешу.

– Как знаешь, – гостья с достоинством удалилась.

– Нет, вы только посмотрите! – тут же взорвалась машинистка. – Тяжкий труд разнести стопку газет! И пять раз попить чай!

– Почему пять? – удивилась Маша. – У нас ведь семь замов!

– Но чай ей предлагают далеко не все!

Маше очень хотелось узнать, кто те двое, кто обходят Оксану своим вниманием, но уточнить она не решилась. К ее великому сожалению, зеркало и сервиз свидетельствовали далеко не в пользу Тополевского. Она поймала себя на мысли, что данный факт ей не приятен, но ничего поделать с собой не могла. Лгать Оксане не было никакого резона. Да она и была не из болтливых: лишнего не говорила и уж тем более не наговаривала. Размышления Маши прервала Любовь Евгеньевна, протянув коллеге стопку отпечатанных листов.

– Уже напечатали? Ну, вы и мастерица!

– У меня же не такая тяжелая работа, как у вашей приятельницы!

Женщины посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Поедете в студию прямо сейчас? Может, повремените? Я напою вас чудным чаем с лимонником, мятой и вареньем из морошки. А там подойдет время возвращаться в город нашей почтальонше. Уверена, она с удовольствием подвезет вас прямо до студии.

Маша с благодарностью посмотрела на машинистку:

– Далась вам эта Оксана! Она ведь, в самом деле, очень эффектная женщина и, в сущности, неплохой человечек. Просто очень одинокий.

– А гонору выше крыши!

– Быть может, это защитная маска?

– О какой защите вы говорите? Эта дама только нападает. Вот вы, кстати, не хотите воспользоваться машиной ее покровителя? Так?

– А вдруг водитель не поверит, что Оксана разрешила мне подсесть, – отмахнулась журналистка.

– Не в бровь, а в глаз! Она попутчиц брать не любит.

– Чтобы не привлекать к себе внимание, ведь прокатятся и непременно станут злословить за спиной.

– Ой, ли, – усомнилась Любовь Евгеньевна. – И почему только вы все время защищаете эту мадам? У вас ведь нет ничего общего!

– У нее, например, золотые руки, – Маша встала. – И открытое сердце. Спасибо за чай.

– Спешите на запись?

– Запись только завтра. А сегодня покажу текст цензору.

– Привет Тополевскому, – со значением пошутила коллега.

Спускаясь по лестнице, Маша сквозь окно лестничного марша увидела, как Оксана садится в «Волгу». Аккуратно придерживая полы роскошной шубы, она дождалась, пока солдат распахнет перед ней дверь, и только потом величественно забралась внутрь. Все ее движения были неспешными и грациозными. Было видно, что эта женщина умеет подать себя как никто другой. Журналистка нахмурилась и с грустью посмотрела на свое отражение в стареньком пальтишке. Печально улыбнувшись, она свернула к кабинету Тополевского. Текст передачи Маша согласовала еще накануне и шла только для того, чтобы убедиться, правду ли сказала Оксана. Если та ничего не додумала, и зеркала в приемной нет, это означает… Думать о том, что это означает на самом деле, совершенно не хотелось. Скорее, было немного страшновато. А если она просто нафантазировала себе о несуществующих знаках внимания со стороны Тополевского? Маша взялась за ручку двери и замерла. А если к Оксане полковник относится более тепло или даже… «Этого не может быть!» – гнала она от себя дурные мысли, но те упорно забивали голову. «Тополевский не такой, как все», – попыталась убедить себя журналистка. Но это был всего лишь женский протест. Вполне возможно, что она выдавала желаемое за действительное. От подобного предположения Машу бросило в жар. Она опустила руку и испуганно отшатнулась. Но тут же вернулась и осторожно заглянула в приемную. На месте, где еще вчера висело зеркало, зиял овал с не выцветшими от времени обоями. Женщина растерялась, на ее глазах выступили слезы. Анализировать, говорит ли в ней сейчас простая обида или нечто большее, времени не было. Аккуратно прикрыв дверь, она сделала шаг назад и нос к носу столкнулась с Тополевским. В его руках был чайник. Полковник смущенно улыбнулся: «Вода вот закончилась». «Значит, все-таки Оксана здесь была», – отметила про себя Маша.