Виктория Захарова - Одержимость. Рассказы

В то утро отец и мать встретили меня гробовым молчанием. Они завтракали на кухне. Теплый ветер теребил кружевные занавески, пахло сдобой. Мать молча смотрела в окно, а отец стучал ложкой по блюдцу – угрожающе и монотонно. Но в меня как будто вселился чужой сильный зверь – мне было все равно. Меня больше не беспокоило их отношение. Я пошла в ванную и провалялась там целый час, читая в свое удовольствие ЛЮБОВНЫЙ РОМАН!

Когда я вышла – распаренная, белокожая, улыбающаяся, я наткнулась на ненавидящий ледяной взгляд отца. Мать выглядывала у него из-за спины, губы ее были укоризненно поджаты. В руках отец держал ремень.

– Я буду сейчас тебя бить, пока не выбью всю дурь, шлюшка, – сказал он тихо, но голос его дрожал от ярости, – проститутка! Опять по старой дорожке пошла?

Внутри у меня что-то оборвалось. Руки затряслись, и книга упала на пол. Отец грубо откинул ее ногой. Мне стало страшно. Привычно, отчаянно страшно. Я застыла в оцепенении, силясь что-то сказать, но только хватала ртом воздух. И тогда он ударил меня. Сильно. Ремень просвистел в воздухе в сантиметре от моего лица и опустился на плечи, задев грудь и живот. Я видела его как в кино, когда прокручивают замедленную сцену, я смотрела на расширившиеся от страха глаза матери, открытый в беззвучной ярости рот отца. Я увидела себя сверху. Как будто я парила под потолком. Какая я оказывается маленькая! Маленькая и беззащитная! Мне стало жалко себя. Жалко изо всех сил моей усталой истерзанной души. И тогда я закричала. Первый раз в своей жизни я закричала на отца.

– Не смей меня бить, придурок! Оставьте меня в покое! Оставьте меня! Я НЕ ПРОСТИТУТКА! Я выхожу замуж!

Отец отпрянул от неожиданности. Мать подбежала ко мне и обняла. Первый раз с тех пор, как произошло «это». Оказалось, что я сползла вниз по стене на пол и плачу. Больше я не могла кричать, только громкие судорожные рыдания вырывались из меня в пространство. Тело мое под старым халатом тряслось крупной дрожью.

– Хватит, Дима, – резко сказала мать, – слышал? Она уходит.

7.

Какой я была глупой! Я думала, отец так просто отпустит меня жить с моим любимым! Нет, он не привык сдаваться так быстро. Костя посягнул на его собственность – меня. И папа обещал рассказать ему все. Про мою склонность, порочность и одержимость. Про аборт в тринадцать лет. И про мою чудовищную ложь.

Я просила не говорить, я даже его умоляла. И мама была на моей стороне! Вдвоем с ней нам удалось уговорить папу. Он обещал ничего не говорить Косте. Но в день, когда Костя должен был прийти к нам знакомиться, отец брал свое обещание назад несколько раз. И мне становилось жутко. Вдруг, Костя откажется от меня, когда узнает всю правду? Но мама поддерживала меня. Мне казалось, она сумеет выправить ситуацию. Несколько раз я звонила Ритке, от волнения.

– Танюха, нормально все будет, – подбадривала подруга, – такой старый хрыч, как твой Костян, должен тебя на руках носить. Ты ж его младше на двадцатку!

Она пыталась успокоить меня, не зная про самый главный изъян и стыд моей жизни.

В два часа дня Костя позвонил в нашу квартиру. Мама открыла, я увидела его счастливые любящие глаза и неожиданно успокоилась. Все будет хорошо. Я с гордостью представила маме и папе своего жениха! Ведь он такой респектабельный, умный и красивый! Сели за стол. Выпили. Отец долго рассказывал, что он сделал для семьи и для меня. Обеспечил, дал образование. И я расслабилась.

Стол накрыли в гостиной. Спустя час, мы с мамой ушли на кухню, чтобы поменять тарелки, и подать сладкое. Вернувшись с пирогами, мы увидели пустой стол.

– Курят на балконе, – диагностировала мама. И меня опять затрясло. А вдруг отец расскажет? Я побежала в спальню родителей, из которой был выход на балкон, но остановилась перед окном, закрытая занавеской. Я пыталась подслушать их разговор, но слышала лишь обрывки фраз.

– Аборт в тринадцать, гнилое яблочко, – говорил отец, гадко ухмыляясь, – держать надо, а то по рукам пойдет… Мне стало трудно дышать. Все-таки он рассказал. Ведь я же просила! Сквозь слезы я вгляделась в лицо моего любимого и с ужасом увидела на нем отвращение. Я БЫЛА ЕМУ ОТВРАТИТЕЛЬНА!

Костя прошел мимо меня, не поднимая глаз. Он не сказал мне ни слова. Как будто не хочет больше меня знать! Он молча обулся и вышел вон из квартиры. А я так и стояла в спальне родителей пристыженная, пригвожденная к полу своим внезапным огромным горем.

– Ну что, проститутка, получила? – спросил отец, и голос его был самодовольным. Как будто мы с ним соревновались, и он меня обыграл.

Костя не отвечал на звонки целых пять дней. И на sms тоже. Я взяла больничный и лежала в своей комнате лицом к стене. Мне казалось, что жизнь моя кончилась, так и не начавшись. Я не отвечала на жестокие насмешки отца, на сожалеющие слова матери, на Риткины звонки… Я застыла в позе эмбриона на кровати и удивительным образом видела себя снова сверху. Как тогда, когда отец ударил меня.

8.

Мама опасалась за мое здоровье. Ведь я не спала и не ела. Она разговаривала со мной и успокаивала меня. Так же, как тогда, в детстве, пока не произошло «это». Но ничего не помогало. Я не реагировала. Смотрела на нее невидящими глазами. И тогда она стала кричать.

– За мужика надо бороться! Я за твоего отца любой все волосы выдерну! А ты! Распустила нюни! Ты же знаешь, где он живет! Пойди к нему и покайся! Если любит, простит.

И я пошла. Долго звонила в звонок. Но Костя не открывал. Мне казалось, что я слышу какие-то звуки там, внутри, в недавнем прошлом нашем любовном гнездышке. Я стала дергать за ручку двери, и она открылась. Квартира была не заперта. Я осторожно вошла в темную прихожую и услышала голоса на кухне. Один был незнакомым, а другой принадлежал Косте. Ноги мои подгибались. Я шла по коридору к нему, на его голос, и, одновременно, боялась показаться ему на глаза. Но отчаяние было сильнее страха. Я распахнула дверь на кухню и увидела Костю. Второй голос принадлежал диктору. Костя просто слушал радио и комментировал новости. Он сидел за грязным, заставленным пустыми бутылками и заветренными тарелками столом, в одних трусах.

– Ой, моя родная пришла! – закричал он. Костя был сильно, безобразно пьян. Но мне было все равно. Я услышала слово «родная» и тепло залило мое сердце. Только сейчас я поняла, какая пустота была у меня внутри все это время.

– Прости меня, прости! – закричала я и кинулась к нему на колени.

– Танька, оставайся навсегда, – сказал мне любимый.

И я осталась. За вещами к моим родителям я попросила съездить Ритку. Ритка появилась вечером в моем новом доме. Костя, разомлевший после ванной, сидел на кухне и пил пиво. Руки его тряслись. Он пил все дни, что мы не виделись с ним. От обиды, от моего предательства. Я хотела давать ему только радость, но невольно принесла горе!