Виктория Захарова - Одержимость. Рассказы

– Что для тебя главное в отношениях? – спросила я, когда мы уже перешли на ты.

– Честность, – ответил он.

Я не могла ему сказать, что дома у меня живет монстр – Костя. Я соврала, что одинока. Чтобы получить приглашение на свидание. Мне стало окончательно наплевать на Костю, как когда-то на родителей. Я приходила в нашу общую квартиру только переночевать. Я не отвечала на его звонки, на его устные расспросы и претензии, не давала ему больше денег. Это вызвало новый виток оскорблений и подозрений в мою сторону. Но мне было все равно. Его отношение ко мне больше не трогало меня.

Зато Андрей был чудесен. Он работал, дарил мне подарки. Не я, а он покупал продукты для романтического ужина у него дома. Главным преимуществом в отношениях для него была правда. Подтверждением этого была его фамилия – Правдин. Он дал мне ключ от своего дома, чтобы я могла приходить в любое время. Он был внимателен, нежен, честен и справедлив. Он старался сделать так, чтобы мне было хорошо. Не принимал с благодарностью или без нее мои усилия, а предпринимал их сам. Он был влюблен, немного наивен, и отчаянно боялся потерять меня.

А потом он меня изнасиловал.

10.

Это начиналось, как обычный пикник на природе. У меня был долгожданный выходной день. Утром Андрей заехал за мной на машине. Я уже была влюблена, и не ожидала ничего плохого.

– Зайка, познакомься, это Степа, – показал мне Андрюша на молодого человека, который сидел на заднем сиденье.

– Очень приятно, Таня, – ответила я с улыбкой.

Степа был давним другом Андрея, только что вернувшимся из длинной заграничной поездки. И Андрей пригласил его на наш пикник. Я была немного разочарована, присутствие чужого человека исключало романтику. Я еще не вступала в близкие отношения с Андреем, но мы обсудили это. И решили заняться любовью на природе, в уединенном уютном месте. Именно сегодня. Но улыбка Степана была такой доброй и искренней, что я передумала расстраиваться. В конце концов, после пикника мы можем поехать прямо к Андрею и совершить запланированное.

Когда мы приехали на место отдыха, на берег реки, Андрей расстелил одеяло на траве, чтобы я могла позагорать в купальнике. И я прилегла с книжкой, наслаждаясь солнцем и летним ветром. А мальчики делали шашлыки. А потом я задремала.

Проснулась я от негромких стуков шампуров друг о друга. Оказывается, Андрей со Степой уже приготовили шашлык, и усаживались на одеяле, одновременно раскладывая тарелки с нарезанными овощами. Я потянулась и улыбнулась Андрею. Но не увидела улыбки в ответ. Он не смотрел мне в глаза, а Степа, судя по координации его движений, уже был сильно пьян. Я села и стала одевать сарафан. Мне стало неприятно, что пьяный чужой человек так откровенно разглядывает меня.

– Эй, Андрюха, что-то твоя цыпочка меня не привечает! – пьяно закричал Степа и громко засмеялся, – ты ее научи, как надо с твоими друзьями себя вести!

– Надо будет, научу, – зло огрызнулся Андрей.

Шашлык ели в полном молчании. Мне было неприятно. Я хотела домой. Но в эту минуту Степа начал говорить странные вещи.

– Ну что, пора исполнять? – спросил он Андрея.

– Пора, – ответил мой любимый и поднялся. Посмотрел на меня сверху, и стал покачиваться с носков на пятки. Мне стало не по себе. Я хотела спросить, в чем дело, возмутиться и потребовать отвезти меня домой. Но не успела. Андрей поднял руку и со всего размаха ударил меня по щеке. Я упала, из носа брызнула кровь, нижняя губа сильно пульсировала. Я даже не успела спросить, за что? Я увидела свой хлопковый сарафан в руках у Степы, Андрей четкими движениями снимал с меня купальник.

– Я первый! – пьяно крикнул Степан.

– Нет, я, – ответил Правдин, – я месяц ее обхаживал, – руки держи ей. Андрей уверенными движениями залез на меня сверху и стал расстегивать брюки. Я пыталась кричать, но получалось только мычание. Больше ни разу Правдин не посмотрел мне в глаза. Ни пока ерзал на мне, насилуя, ни пока предлагал Степе залить мне в рот водки и умыть лицо от крови, ни пока держал мои руки, когда его друг совершал свое страшное действо. Он не кричал на меня, не разговаривал со мной и не смотрел на меня. Только один раз пнул ногой в живот, когда я, воя и сплевывая кровь на землю, пыталась отползти подальше.

– Она не поняла, – сказал Правдин, – давай еще раз. И Степа снова приблизился ко мне…

Что я должна понять? За что? Я не знала. Мне было больно, страшно, мерзко, противно… Я не знала, сколько это продолжалось. Помню только, что нижняя губа моя занемела, и мне стало холодно. У меня дрожали руки и ноги, зубы стучали. Хотя на улице было тридцать градусов тепла. Увидев, что трясусь, Степа попытался влить в меня водки, но меня вырвало. Голова моя закружилась. Его кроссовки, испачканные моей рвотой – последнее, что смогла увидеть. Недолго эта картинка тряслась и вздрагивала. А потом я провалилась черный тоннель.

11.

Уже неделю я лежу в больнице. У меня болит все – руки, ноги, спина, живот. Нижняя челюсть моя сломана. А еще сломана я сама. То, что внутри меня. Сама основа. Как будто я была стеклянной и вдруг разбилась. Я вижу все осколки в отдельности, но как собрать их в целую вещь, не знаю. Меня нашли на обочине дороги. Видимо, мои мучители выкинули меня из машины.

Я лежу на кровати, лицом к стене. И вижу себя по привычке сверху. Ко мне приходила мама. И еще приходила полиция. У них был ко мне один и тот же невыносимый вопрос: кто это сделал?

Только мама объясняла, что отцу необходимо это знать, а полиция хотела поймать преступника. Но я молчала. Как я могла объяснить им, что главный преступник – я сама. Я просто забыла, кто я. И оказалась в беде.

Я знаю кое-что про эту палату: кто-то все время сидит на соседней кровати. Но я не хочу смотреть. Мне все равно. Главное, что это не мои отец или мать, и не Костя. Никого из моих врагов, это я знаю точно. Я слышу ровное дыхание за спиной и чувствую взгляд. Но он не прожигает мне спину, а согревает ровным теплом.

Спустя несколько дней родители пришли ко мне вдвоем. Я вздрагиваю, услышав голос отца. Ведь кошмары из моего детства снова мучают меня уже несколько ночей. Глаза мои опухли от слез. Я полностью опустошена.

– Татьяна, посмотри на меня! – приказывает отец. И я не в силах сопротивляться. Я медленно поворачиваюсь и вижу родителей. Отец смотрит на меня немигающим взглядом, с сознанием своего превосходства, и на лице его отпечаталось его право, присужденное ему им самим – быть моим судьей и собственником. Мать смотрит в пол.

– Ну что, будем признаваться, кто тебя имел? – с насмешкой спрашивает папа, – или опять наговорим, что спал с тобой я, твой отец?!

Я вижу перед глазами вспышки, как будто взрываются петарды, и слышу ровный гул в голове. Он! Это он! Чудовище из моих кошмаров! Я не знала, кто… в тринадцать лет! И, одновременно, я знала! Знала! Это был он! Только мне никто, никто не поверил! И я перестала верить себе сама!