Йозеф Вагнер - Царь зверей не лев

Так и не проронив ни слова, они построились и побрели к реке. Женщина шла последней. Она выполнила свою загадочную миссию, остальное было делом мужчин.

Передо мной снова разыгралась знакомая сцена: африканцы разделись, связали жалкие лоскуты, обмотанные вокруг бедер, в узлы, водрузили их на голову, вошли в воду и, хлопая по ней руками, удалились. Это стало для меня уже привычным, но прежде эта картина вызывала во мне чувство радости, ведь тогда они шли нам на помощь.

Глядя им вслед, я подошел к самому берегу. Солнце ярко светило, с неправдоподобным блеском отражаясь в гладкой поверхности воды.

— Бвана, я догадываюсь, о чем вы думаете. — Это был Симон.

— Жаль, что так получилось, — продолжал он. — Они бы быстро построили лагерь, загоны для животных. Они такие умные и ловкие, что пригодились бы и при отлове.

Симон был прав. Места, которые мы облюбовали, в действительности были совсем не такими, как это казалось с борта самолета. Когда мы смотрели сверху, под нами простирались безбрежные сухие заросли кустарника. На самом деле земля здесь поросла колючевой травой, что затрудняло езду на джипах. А значит, в этих местах нельзя применять обычный метод отлова — с помощью джипов и лассо. Надо было придумать что-то другое. Но для этого требовалось намного больше людей, чем мы предполагали.

Я и рассчитывал, что мы сможем обучить людей из племени покомо. Но сейчас, стоя на берегу Таны, я думал совсем не об этом.

— Интересно, почему они все же ушли?

— Ну, у таких молчунов вы этого не добьетесь, — ответил Симон. — Они нас за что-то возненавидели.

— Но ведь и наша жизнь из-за них оказалась под угрозой. Борано требовали, чтобы мы их прогнали. Но мы этого не сделали, мы хотели убедить их, что ценим их и дорожим их дружбой. Поняли ли они это? Навряд ли. Может быть, мы просто их переоценили. Вряд ли на этой ступени цивилизации можно найти развитое чувство ответственности и взаимопонимания. Мы их переоценили, Симон....

— Симон, приготовь мне лодку.

— Вы поедете на остров?

— Поеду. Я уже разок там побывал — на вертеле меня не изжарили. А тогда все было гораздо хуже.

— Может быть, — загадочно заметил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Должен же отрабатывать свой хлеб их знахарь. Что, если он внушил им, что мы змеи, дьяволы или какие-то чудища в облике человеческом, которые задумали покончить с племенем покомо. Вполне возможно что-нибудь в этом роде...

— Но этот их внезапный уход...

— Бвана, я бы на вашем месте остался.

— Нет, я поеду, Симон.

Когда я два часа спустя возвратился с острова племени покомо, меня ожидали на берегу все обитатели нашего лагеря. Первым, вопрошающе заглядывая мне в глаза, приблизился Маррей. Я сделал вид, что ничего не замечаю. Сколько раз он изводил меня своим садистским молчанием.

— Тебе, что язык отрезали? — не выдержал он, от злости у него пылали даже уши.

— Сейчас не время для разговоров. Я спешу, мне надо вернуться обратно на остров. Определенно в голове Маррея в ту минуту было лишь одно: ну, подожди, уж я тебе отплачу. И действительно отплатил. Маррей в этом отношении был очень находчив и изобретателен.

— Когда закрывается аэродром в Найроби? — спросил я.

— Зачем тебе?

— Возможно, сегодня тебе придется слетать туда.

Пока я рылся в аптечке, вернее в огромном ящике с лекарствами, Маррей преданно стоял рядом, но от злости у него пылала уже и лысина.

— Ты ищешь лекарство от зубной боли?

— Я ищу лекарства для ребенка, — сжалился я над ним. — Сын вождя заболел, у него сильный жар и он мечется в бреду.

Я часто вспоминаю те незабываемые минуты, когда я ступил на остров. Сразу же, и опять не проронив ни единого слова, меня проводили к вождю. Мальчик лежал на ложе перед хижиной, и знахарь произносил над ним свои заклинания. Даже не взглянув на него, я подошел к ребенку и начал его осматривать. Лишь позднее я вспомнил, что не спросил на это разрешения у вождя и тем самым как бы „сверг“ знахаря, что было в некотором роде революционным поступком.

Все молча наблюдали за мной, смотрел и заклинатель, немного отойдя в сторону и тем самым самокритично признавая, что его знаний не хватает, и он тут бессилен. Да, на этом острове все было необычным. После того, как я осмотрел ребенка, ко мне подошел вождь племени. Бросив на меня суровый взгляд, который, вероятно, скрывал его истинные чувства, он сказал: — У меня всего лишь один ребенок, один сын. Вылечи его.

С подобным я не встречался в этих диких местах. Обычно у африканцев было по несколько жен и много детей. Женщина, принесшая известие о болезни сына вождя, очевидно, была его женой, единственной женой. В этих уединенных владениях покомо я уже ничему не удивлялся.

— Поэтому они ушли? — спросил Маррей.

— Да, поэтому. Они хотели быть рядом со своим вождем, когда у него горе. Да, я совсем не ожидал, что найду здесь такое проявление взаимопонимания и человечности.

— А теперь... Что ты сделаешь?

— Я попробую вылечить ребенка. Может быть, тебе придется отвезти его в Найроби.

— Джо, — начал было серьезно Маррей. — Каждый день от голода и болезней умирают сотни африканских детей...

— И поэтому ничего не случится, если умрет еще один?..

— Я этого не сказал, Джо.

— Этого ребенка мы должны спасти, Маррей!

Я провел на острове ночь, забыть которую невозможно. Каждые шесть часов я давал мальчику антибиотики широкого действия — в присутствии всего племени. Никто не сомкнул глаз в ту ночь, никто не отошел от постели мальчика. Там были и женщины, которым обычно не позволяется присутствовать при важных делах. Это привилегия мужчин. Но только не здесь, на острове племени покомо.

Температура у ребенка начала быстро снижаться. Первоначальный диагноз — острое воспаление легких — был, по-видимому, правильным. В течение еще четырех дней сыну вождя необходимо было давать лекарства. Интервалы между приемами надо было строго соблюдать, поэтому я велел временно поселиться на острове одному из зоологов Маррея. Но скоро необходимость в этом отпала: покомо научились все делать сами.

Они поняли также и то, что у нас осталось мало времени. Уже на следующий день в полдень через речку переправилась большая группа покомо, направляясь в наш лагерь. Они вернулись.

Никто не изъявлял мне благодарность за излечение сына вождя, и на этот раз все обошлось без слов. Своим безошибочным чутьем они поняли, что это ни к чему, что существует нечто более сильное и действенное, чем слова.

Последовали радостные для нас дни, в лагере царило хорошее настроение. Покомо трудились от зари до самой ночи. За необыкновенно короткий срок мы выстроили лагерь, загоны и заградительные полосы, необходимые при новом способе отлова.