Йозеф Вагнер - Царь зверей не лев

— Отвезите нас в Исиолу, — заявили они нам безапелляционно.

— Но мы ведь туда не едем, — возразили мы. — Мы едем в противоположную сторону.

— Мы едем в Исиолу, — ответили они тоном, не терпящим никаких возражений, и мы, памятуя о конфликте с племенем борано, покорно отвезли их туда.

Самбуро утром выгоняли стадо на пастбище, этим и кончались все их обязанности. Скотину пасли женщины и дети. Надо отдать им должное в том плане, что перед "выходом" из своих лачуг они приводят себя в порядок. Лицо изукрашивается полосами, образующими лучеобразный орнамент, после чего из волос устраивается нечто вроде шлема — их обмазывают жирной глиной и посыпают красной краской. Красный цвет они очень любят. Даже кусок тряпки, которым они обматывают бедра, обязательно должен быть красного цвета. После окончания "туалета" они наполняют сосуд из тыквы бычьей кровью, смешанной с молоком, и берут его с собой на "работу", т. е. на препровождение времени в полном безделье около нашего лагеря. Они очень внимательно следили за всем, что у нас делается, но разговаривать с нами не считали нужным.

Интересной была реакция наших жираф на этих дикарей. Как только самбуро подходили к ним поближе, жирафы моментально сбивались в кучку посреди загона и нацеливались рожками на воинов племени. Они забывали о жвачке, переставали есть и пить и неотрывно за ними наблюдали. В такие моменты они не обращали внимания ни на нас, ни на представителей других племен.

Но настало время вернуться к Муго и его сложной проблеме. Лагерную кухню, где всегда все сверкало чистотой, туркано посещали с особым удовольствием. Муго с утра до ночи носился с совком, убирая многочисленные кучки и поливая плевки дезинфицирующей жидкостью.

— Я перестал любить готовить, — мучился Муго. — Мне все противно. Как можно готовить в такой кухне?

Я не признался ему, что еда нам тоже опротивела, и что мы часто тайком ее выбрасываем! Правда, наше меню было более чем скромным, в большинстве случаев оно состояло из консервированной конины, так что однообразное питание уже начинало оказывать отрицательное воздействие на наш организм. Муго старался изо всех сил спасти положение с помощью самых разных ухищрений при приготовлении конины, но желудки наши тем не менее были в страшном состоянии.

— Бвана, наведите, пожалуйста, хоть какой-нибудь порядок. Вы ведь умеете это делать.

К сожалению, Муго ошибался. Я запретил им подходить к кухне, я угрожал им чем мог, но они все делали по-своему. Они были хитры и прекрасно понимали, что мы в них нуждаемся.

И все же меня ждал большой сюрприз.

В нашем лагере несколько дней свирепствовала дизентерия. Заболели все — только Муго каким-то чудом остался здоров и невредим. Так что вы легко можете себе представить, что творилось в лагере.

— Бвана, — слезы так и сыпались из глаз Муго, — лучше я уйду в джунгли, пусть меня растерзают львы. Я больше не могу.

Я верил ему. В эти дни Муго готовил лишь чай (я приказал соблюдать строжайшую диету) и целыми днями только и делал, что все за всеми подчищал. Его помощник Бенедикт, юноша с амбициями, решительно отказался ему помогать, никакие угрозы со стороны Муго не возымели действия.

На кухне того и гляди могло вспыхнуть восстание.

На четвертый день после начала эпидемии мне представилось необычное зрелище. Около кухни собралась группка туркано. Муго стоял на ящике рядом с открытым очагом и произносил речь. Он хорошо говорил на суахили, а в данный момент глаза его горели таким же пламенем, как и дрова в очаге.

— Если кто сюда подойдет, его ждет наказание! — выкрикнул он с угрозой.

Какое наказание? Я ничего не мог понять, потому что не успел к самому началу. Муго, видимо, уже заканчивал свою проповедь. Любопытство заставило меня подойти поближе, все-таки интересно, что будет дальше.

— Ну что?.. Посмеет тут кто-нибудь еще напачкать?! — взревел Муго.

Туземцы стояли тихонько, как овечки. Потом начали подталкивать друг друга локтями, заусмехались и наконец расхохотались от всей души. И что такого им сказал Муго и чем же он им угрожал?..

— Ну давайте, попробуйте только! — услышал я призыв Муго.

Все продолжали хохотать, но никто не двинулся с места и не решился "вступить в храм" Муго. Некоторые присели, но сделали это вне пределов границ владений Муго. И вдруг, конечно же, нашелся смельчак.

— Давай-давай! — орал Муго. — Валяй поближе!

Юноша отважно приблизился. Муго следил за ним, как ястреб за курицей, в полной боевой готовности. Признаюсь, я просто помирал от любопытства.

— Только попробуй! — грозно вскричал Муго и... молодой человек рискнул.

В ту же секунду Муго выхватил из огня раскаленную кочергу и накинулся с ней на определенную обнаженную часть тела. Если бы у отважного юноши были брюки, он, вне всяких сомнений, удрал бы без них. Ему еле-еле удалось перескочить барьер, ограждавший лагерную кухню.

Только сейчас я заметил, что у Муго в огне калилась не одна кочерга, а несколько — на случай отражения массовой атаки. Да, Муго продумал все как следует.

Туземцы перестали хохотать. Поговорив еще немного, они ушли. Муго остался один на поле боя. Глаза его сверкали гневом, в руках он все еще держал не успевшую остыть кочергу и был при этом похож на генерала, который и без войска сумеет нагнать страху.

Я засмеялся.

— Бвана, это не смешно, — сказал он серьезно.

Вид кочерги, видимо, подействовал и на меня — я сразу примолк.

Метод Муго имел потрясающий успех. Его владения тщательно обходили стороной, вознаграждая себя при этом перед моей палаткой и в других местах. А что мне оставалось делать? У меня не было возможности занять лагерь полицией с раскаленными докрасна кочергами. Так мы и промучились до самого окончания отлова. Но Муго победил, и его имя на века осталось в истории племени туркано.

Наш лагерь в уганде на реке Грик, которая образует границу между землями племен себейя и карамоджа, мы устроили на территории себейя. Если бы мы раскинули его на другом берегу, карамоджа и не подумали бы работать на нас. Эти два племени беспрестанно ссорятся из-за скота. Себейя живут в деревнях и обрабатывают крохотные поля вокруг своих лачуг. Скот они пасут сообща, но любой из них очень хорошо знает своих коров, овец или коз. Карамоджа - народ гордый и неприступный. Они отрицают всяческую цивилизацию и живут жизнью кочевых пастушеских племен — так же, как и их предки столетия назад. Как только мальчики превращаются в мужчин, они становятся воинами, охотниками и защитниками племени, остальные "трудовые повинности" — дело женщин и детей. Усопших сородичей они не хоронят и не печалятся о них; к вечеру их относят шагов за триста в буш в направлении на запад. Мертвецов еще до восхода солнца раздирают на куски и пожирают гиены, шакалы, а иногда и оголодавшие львы. Во время отлова в отдаленных областях Карамоджи мы несколько раз видели в зарослях белеющие на земле кости и черепа бывших соплеменников карамоджа.