Татьяна Черниговская - Чеширская улыбка кота Шрёдингера: мозг, язык и сознание

Культурная преемственность. Только человеческий язык и иные знаковые системы делают возможным эволюцию культуры. Опыт, накопленный отдельным индивидуумом, может повлиять на всю культуру даже одного поколения, тогда как в природе для отбора требуются тысячелетия. Это ускорение эволюционного процесса.

Перечислю теперь свойства языка, которыми разные авторы описывают отличительные черты естественного = человеческого языка в его устной, письменной и жестовой формах. Эти свойства могут быть объединены в три большие группы [Wescott, 1991].

Сложность (Complexity):

• грамматичность – более или менее (в зависимости от конкретного языка) фиксированный порядок следования единиц;

• стратификация – различение (выделение) уровней: фонемы – морфемы – слова – фразы;

• дихотомичность – различение субъекта и объекта с помощью языковых средств;

• вторичность – можно говорить о говорении, то есть заниматься метадеятельностью;

• мультиканальность – звуковая речь – жестовая – письмо;

• мультимодальность – возможность выражения, например, и просьбы, и команды, отрицания и вопроса;

• продуктивность – возможность и легкость новаций;

• всетемность – неограниченный набор тем высказываний;

• неограниченность дискурса, «безразмерность» (речевое высказывание может быть любой длины);

• пропозициональность (логизированность) – например, можно сообщить истину и ложь; в языке есть логические операторы типа если/или/если… то и т. д.

Гибкость (Flexibility):

• возможность перемещаемости – нацеленность на невоспринимаемый объект;

• возможность лавирования, увиливания – возможность обмана;

• возможность говорения с самим собой;

• принципиальная возможность отсутствия денотата;

• синонимия (возможность перефразировки).

Четкость, точность (Precision):

• жесткая специфичность номинации (названий);

• «цифровой» тип структуры (дискретность до уровня фонем);

• темпоральность – наличие аспекта времени (все животные, кроме человека, «заперты» в настоящем времени);

• возможность вербального отрицания, отказа;

• возможность вербального вопроса.

В эмпирических исследованиях также широко используется список Бикертона [Bickerton, 1990], характеризующий специфику человеческого языка с точки зрения его «устройства».

Порядок слов – по-разному линейно организованные группы слов для передачи одного и того же смысла: The boy chased the cat (English: NP VP NP) и *The boy the cat chased (Japanese: NP NP VP).

Использование нулевых элементов – пустых категорий, не несущих смысловой нагрузки, типа: IT rains; THERE is no solution.

Использование процедур с глагольными валентностями (при построении синтаксической структуры должно быть учтено число аргументов): например, TO KISS имеет два аргумента и хранится поэтому в лексиконе в двух разных местах, а в синтаксическом дереве должно быть два слота для двух синтаксических элементов, так чтобы вместить аргументы для него, и т. д.

Использование рекурсивных правил и так называемая вложенность (embedding) , что позволяет генерировать бесконечное множество предложений и бесконечно их наращивать (Он написал, что Иван сказал, что Фёдор пошел…);

Использование специальных грамматических элементов – артикли, предлоги, союзы, которые позволяют связывать слова в предложении между собой, не неся при этом лексической нагрузки (некоторые, правда, выполняют обе функции). Списки таких слов – закрытые (по крайней мере, в синхронном срезе).

Но только ли язык с его сверхсложной организацией отличает нас от других биологических видов, и является ли язык центральным пунктом?

Орудия труда, изготовленные первобытным человеком Homo erectus , что требовало, как очевидно, развитых мыслительных возможностей, серийной организации деятельности, планирования и способов передачи этих знаний другим членам сообщества и следующим поколениям, датируются в разных местах возрастом пятьсот – восемьсот тысяч лет, что иногда интерпретировалось как указание на наличие языка с его символическими и концептуальными возможностями. Однако данных для такой хронологии возникновения языка явно недостаточно. Общеизвестно, что объем мозга в процессе антропогенеза увеличивался, в основном за счет неокортекса и фронтальных его отделов. Тем не менее, несмотря на наличие уже сопоставимого с современной популяционной нормой объема мозга, это почему-то не обеспечивало никакого видимого материального прогресса в течение сотен тысяч лет (что видно, например, по орудиям труда). Это вызывает естественные вопросы, на которые нет удовлетворительных ответов: что «мешало» мозгу такого объема обеспечить необходимые процедуры для усложняющейся деятельности, гарантируя успешную конкуренцию? что позволило мозгу, который уже сотни тысяч лет был достаточного для возникновения сложного поведения и языка объема, внезапно стать несравнимо более эффективным? Бесспорно, важнейшими в этом контексте являются работы Е. Дикона [Deacon, 1977, 2000].

Археологами и антропологами фиксируется «внезапный» взрыв креативных способностей древних людей, произошедший примерно семьдесят пять – пятьдесят тысяч лет назад. Это ассоциируется с ростом интеллекта и сознания; вполне вероятно, что именно в это время формируются высшие психические функции, необходимые не только для языка как такового (в частности, для синтаксиса), но и шире: многоэтапное планирование, построение цепочек логических операций, изобретение игр на основе конвенциональных правил, поиск закономерностей в наблюдаемых явлениях и музыка [Gould 1980; Ganger, Stromswold, 1998; Falk, 2004; Longhi, Karmiloff-Smith, 2004].

В этой связи необходимо остановиться на очень важных работах М. Дональда [Donald, 1991, 1997, 1998], где обсуждается роль разных видов памяти и обучения в эволюционных процессах, формировавших человека, и одним из важнейших называется мимезис – способность копирования, подражания, имитации. Долгое время (сотни тысяч лет) наши биологические предки могли обходиться без вербального языка, развивая при этом весьма сложные навыки, а значит и мозг. Это время, вероятно, было заполнено и формированием концептов-примитивов, позволяющих создавать некие гипотезы о характере и свойствах внешнего мира. Однако ясно, что формирование любых, даже и самых первичных концептов требует языка для их дифференциации и номинации. Как и когда возник язык в собственном смысле слова – вопрос открытый [Arbib, 2003]. Весьма вероятно, что это произошло много позже и, как уже упоминалось, по одному из возможных сценариев: наблюдается грамматический взрыв как результат макромутации или как результат отбора мелких мутаций, то есть гораздо более постепенного процесса (см., например, [Pinker, Bloom, 1990; Prasada, Pinker, 1993; Pinker, 1991, 1994; Pinker, Prince, 1998; Chomsky, 2002].